хорошо рассуждать, – подумал граф Толстой, – когда своих детей нет. А у меня в доме один калека, а за второго душа не просто болит, а трепещет!»
На следующем поле удача отвернулась от охотников.
– Ничего удивительного, господа, в брызги редко удаётся взять несколько полей. Мороз был только с утра, и вот-вот всё поплывёт! Право, друзья, пора по домам, – потирая чуть одеревеневшие ноги, отвыкшие от верховой езды, заметил Илья Андреевич.
Когда возвращались домой, Николеньке казалось, что он опозорился перед всеми, и, хотя вида не подавал, в груди давило от случившегося конфуза. Князь Багратион, заметив грусть в его глазах, подъехал и потрепал Николеньку по руке.
– Плечо-то побаливает? – с участием спросил Багратион.
– Чуть-чуть, – прошептал юный охотник.
– Это не считается, до свадьбы всё заживёт!
Юный граф зарделся от похвалы и в порыве радости так дёрнул своего коня, что чуть было снова не вылетел из седла.
Впервые сидя после охоты за общим столом, между Багратионом и Горчаковым, Николенька ещё больше утвердился в желании обязательно стать военным, именно гусаром. Только военное дело – и ничего другого. Он решил пока не говорить об этом с папа, так как знал, что родители против его военной карьеры, тем более что он был уже зачислен на гражданскую службу с чином губернского регистратора в архиве.
В новой семье
Узнав о безобразном поступке отца Татьяны, который, по сути дела, выгнал родную дочь из дома, Николенька был вне себя и допытывался у папеньки, почему он не вызвал Ёргольского на дуэль.
– Во-первых, дружок, он меня не оскорблял и вёл себя очень благопристойно, а во-вторых, одному при скудных доходах содержать такую большую семью трудно. Другое дело, что по отношению к дочерям он повёл себя не по-мужски, а предательски. Нужно было по-человечески всё объяснить им и не захлопывать перед ними двери навсегда. Главное, и ты, и сёстры относитесь к ней как к родному человеку, и всё будет хорошо!
– Я понял, папенька.
Несмотря на то что Татьяна оказалась в незнакомой семье, она стремилась как можно скорее войти в ритм семейной жизни, а главное, никому не показывала своего уныния. Больше всех к ней благоволил Николенька. Именно он знакомил её со своими близкими и дальними родственниками, водил и показывал Москву, и вскоре они стали неразлучными друзьями. Графине Пелагее Николаевне не нравилась эта дружба, которая, по её предсказанию, скоро перешла в пылкую любовь. Как-то даже она в сердцах сказала мужу Илье, что, как бы сын крепко ни любил Татьяну, жениться на ней ему она ни за что не позволит. Илья Андреевич не разделял её мнения, но возражать жене по этому поводу не решился.
Однажды, во время чтения истории про Муция Сцеволу, сестра Полина поинтересовалась:
– А Сцевола – это его фамилия?
– Нет, – ответил Николенька, – звали его Гай Муций, а Сцевола – это «левша».
– Так что, у него правой руки не было? – продолжала допытываться сестра.
– Всё у него было, –