может, тебе замуж выйти? – пытаясь растормошить сестру, шутливо заметила Елизавета.
– Ты что, Элиз, а как же дети Николая? Да и кому я нужна?
– Во-первых, дети скоро сами станут взрослыми, и, поверь моему слову, хотя дорогая опекунша и забрала их к себе, она скоро поймёт, что они для неё – лишняя обуза. Беда только, что Казань далеко от Тулы, а то Лёва с Машей пешком с радостью к тебе возвратились бы!
– Вот этого, Элиз, я и не могу понять: почему она младших детей не оставила у меня?
– Всё от великой доброты. Вспомни, как её родная сестра, покойная Александрин, после смерти Николая была счастлива, что ты осталась в семье, помогаешь воспитывать детей её брата, и она не предъявляла тебе никаких претензий.
– Что ты, Элиз, мы с ней и детьми жили душа в душу, и я никак не думала, что она так рано покинет нашу бренную землю.
– Да, ты права, Танюша. Мы с Александрой часто бывали в Оптиной пустыни. Пока был жив брат Николай, она не раз повторяла, что очень хочет, чтобы Всевышней её забрал на небо. Но случилось несчастье, и брат Николай умер внезапно. Тогда Александра твёрдо сказала, что хотя жизнь и бремя, но она не принадлежит ей. Ежели Богу будет угодно продлить её, то она должна беречь её ради детей!
– Александра поистине была святым человеком. Живя со старшими детьми в Москве, она просила меня прислать ей кактус с бутоном. Когда он цветёт – это для неё такая непередаваемая радость. «Не могу себе позволить купить, – утверждала она, – так как он дорого стоит!»
– Я понимаю, милая сестра, как тебе тяжело, но на Полинину глупость обижаться не стоит. Поверь, дети от тебя не отстанут. Они и сейчас думают, печалятся больше о тебе, чем о ней!
– Ты правильно заметила, дорогая Элиз, я над обидой поднимаюсь душой высоко. Только порой охватывает отчаяние: зачем мне сердце, если некому его отдать?!
– А вот тут, дорогая Танюша, я с тобой согласиться не могу. Я верю и знаю, что как ты в воспитании служила детям покойного Николая, так и впредь будешь им служить. Поверь мне!
«Дай-то Бог», – с тяжёлым сердцем подумала Ёргольская.
Возвратившись в свою комнату, она как будто заснула и вдруг явственно услыхала, как Лёвочка жалобно просил её: «Тётенька Туанетточка, родная моя, помогите, мне так трудно дышать!»
– Сейчас, сейчас, дорогой мой мальчик, я приду к тебе. – Сев на кровати, она поняла, что это был не простой сон, это был настоящий зов.
«Видимо, с ним правда происходит что-то серьёзное, он, наверное, тяжело болен», – с тревогой подумала она.
– Элиз, Элиз, прости, что не даю тебе спать. Я сейчас во сне услышала мольбу Лёвы, он просит меня приехать к нему.
– Успокойся, Танюша, там народу и без тебя хватает. Мало ли что может тебе присниться от тяжёлых дум. Давай-ка, милая, ложись со мной рядом и успокойся.
Она обняла её, как в детстве и, гладя по голове, легла с ней рядом, подумав: «господи, за что же столько страданий этой невинной душе?»
Через несколько дней Ёргольская получила письмо от Лёвы, в котором он коротко писал: «Я