много тех, кто готов за это убить. Впрочем, я понимаю, что отец задумал что-то более широкое. Однажды он даже сказал, что хочет изменить мир. И добавил: только не уверен, пойдет ли это ему на пользу?
Ведев задумчиво молчал. Эти вопросы не вызвали в нем прилива энтузиазма. Он сам только что пострадал из-за своего ничем не ограниченного свободомыслия. И куда их заведет обсуждение этой темы? По своему опыту он знает, что если начать идти по этой тропе, ее конца никогда не увидеть.
– Вы уверены, что хотите действительно это знать? – на всякий случай решил уточнить он.
– Да, – твердо и решительно ответила Эльвира. – Иначе я бы не спрашивала. Но если вы не хотите говорить на эту тему, я не настаиваю, – на этот раз с вызовом произнесла она.
Да, эта девица не подарок, с тоской подумал Ведев. Можно только посочувствовать ее будущему мужу, ему предстоят нелегкие испытания.
– Не вижу причин не говорить на эту тему, раз вы хотите знать. Но предупреждаю, это очень взрывоопасная тема. Может быть, самая взрывоопасная тема, которую я знаю.
– Мне кажется, после того, что случилось с отцом, мне уже ничего не страшно.
Ведев неодобрительно покачал головой.
– Это вы говорите, сидя в этом уютном ресторанчике, где вам ничего не угрожает. Но если вам будет грозить настоящая опасность, вы будете ощущать себя по иному.
– Может быть, – спокойно согласилась Эльвира. – Но сейчас я чувствую так, а не иначе.
– Хорошо, тогда начнем. Только давайте для затравки выпьем. Не возражаете?
Девушка никак не отреагировала на его слова. И раз возражений не последовало, Ведев разлил вино по бокалам. И поднял свой.
– Светлой памяти вашего отца, – провозгласил он тост.
Эльвира последовала его примеру, и они выпили.
– С чего же начать? – задумчиво произнес Ведев.
– Начните с общества, – подсказала девушка. – Зачем оно возникло?
– Видите ли, мы привыкли смотреть на мир с определенной точки зрения, считать, что он устроен и действует определенным образом. Это мировоззрение так прочно сидит в нас, что всякое сомнение именно в таком, а не каком-то ином мироустройстве воспринимается как нечто вроде сумасшествия.
– Раньше это называлось ересь, – перебила Эльвира.
– В общем, да. Но все же, думаю, это не ересь.
– Что же тогда?
Ведев невольно вздохнул. Ему хотелось на некоторое время позабыть обо всех этих воззрениях и пожить жизнью обыкновенного человека. Дело заключалось в том, что ему она нравилась, он находил в ней немало привлекательных черт. А эта особа ему это не дает, опять заставляет предаваться размышлениям.
– И все же это не ересь.
– Что же тогда?
– Совсем другое мировиденье. Ересь обычно касалась частного при согласии с целым, А тут речь шла именно о целом. Арон, то есть ваш отец, остро ощущал всю глубину ошибочности наших представлений о мирозданье.
– А вы? – Глаза Эльвиры смотрели на нее в упор.
– Думаю, я – тоже. Иначе он бы не привлек меня