отбор отсеивал плохие ошибки и оставлял хорошие.
И они вклинивались, становились своими. Их можно было встретить везде, и от них веяло какой-то теплотой.
Я заглянул через плечо.
Не стал вчитываться.
Серёга писал бабушке.
Бабушка не умела читать.
Но всегда, когда получала послание, плакала.
Серёга не знал, что бабушка практически ослепла.
Но она получит письмо.
И так же будет плакать.
А слёзы будут капать на письмо.
Но совсем не тронут букв.
А старые буквы сложатся в новые песни, и их будут транслировать на радио.
«Пионерская зорька» с исключительно детской наивностью делилась песнями светлыми и чистыми, будто только что появившимися на свет и ещё не понимающими, что происходит.
«Пионерская зорька» сменилась ровным голосом диктора, не предвещавшим, впрочем, новостей однозначно плохих или однозначно хороших. В космос мы уже слетали, а это значит, что на ближайшее время наши достижения закончились. Ну и правильно. Всего должно быть в меру. А то загордимся и будем мнить себя самыми лучшими. Уже были люди, которые так считали. Больше не считают.
– Сегодня Президиум Верховного Совета РСФСР принял указ ««Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни». Согласно ему, ведение паразитического образа жизни сроком от четырёх месяцев и более наказывается лишением свободы на срок до двух лет. Ленинские идеалы предполагают трудолюбие и усердие в работе. Да здравствует труд, товарищи!
Последняя фраза будто бы повторилась в голове несколько раз.
Владимир Ильич, это вы включили эхо?
– Нет-нет, батенька, здесь просто хорошая акустика.
– Мне кажется, вы действуете на моё сознание.
– Ну я же не Фрейд. Я тут ни при чём. Это всё они.
– Кто они?
– Портреты, батенька, портреты!
Со стены на меня смотрел с некоторым укором портрет Владимира Ильича.
– Серёг, ты когда из колхоза ушёл?
– В феврале. А что?
Своим взглядом Владимир Ильич показывал язык.
7
Серёге ещё повезло.
Срок моей годности истёк давным-давно.
Стрелка на часах, висевших на стене, заклинила и дёргалась то в одну сторону, то в другую, не останавливаясь на определённой отметке.
Серёге было душно от набираемого послания, поэтому он писал с открытым ртом.
А мне было душно от воспоминаний, и я вышел под дождь.
Последнее воспоминание – работа сторожем на молокозаводе.
У меня к труду отношение свободное.
Наверное, потому и ушёл, что не люблю различного рода формальности.
За их бескомпромиссность.
Должен – и всё.
Следует полагать, из-за этого с работой не сложилось.
Будь это моим собственным желанием – никаких проблем.
З/к Мотыгин