их компании, самыми старшими, опытными, примером для подражания. Что же случилось? Тогда об этом не думалось, зато подумалось теперь. Как могло произойти так, что Бонни, выражаясь языком пошлой лирики, «в одночасье поглотил андеграунд»? Сначала не бросалось в глаза то, что она стала пить больше многих, хотя пьянствовали они тогда все как сапожники, отмахиваться от вопросов об университете, всё реже уходила ночевать в общежитие, всё чаще вписывалась у кого-нибудь, причём не у Али, хотя та была сиротой, и жила одна, и была Бонни подругой. Потом она с кем-то поехала в Москву, почти никого не предупредив, кроме нескольких абсолютно чужих ребят… Приехали её родители, на неё подали в розыск, все ребята успели побеседовать со следователем, молодым парнем, пытавшимся узнать у них то, о чём они не имели понятия. Оказалось, что Бонни исключили из университета – за систематическую непосещаемость и недосданный в сессию экзамен. Так Бонни исчезла. Просто исчезла и всё. Никто не знал, куда. Можно было лишь сделать вывод, что родители в курсе, где она, потому что больше её никто не искал. То ли уехала домой, то ли затусовалась где-то, то ли вообще погибла, что тоже возможно, хоть и жутко.
Уж не этот ли горький пример заставил в своё время сказать «баста»? Может быть, и он. А может, всё у Бонни хорошо, всё в порядке, живёт себе где-нибудь в другом городе, и вспоминать не хочет ни о каких тусовках, попойках и всём подобном. А с Лёвой ничего плохого не случилось, потому что если бы что-нибудь было не так, его мама даже из санатория подняла бы трезвон, и это значит, что на её звонки он реагирует, или звонит ей первым и сообщает, где он и что с ним. Вывод: причина слишком нестандартная, чтобы даже близких друзей в ней посвящать. А зайти к нему всё равно надо. А сейчас – надо спать. Скоро утро, и встать надо не больше, чем в десять. Спать… Чашка с недопитым кофе пусть остаётся на столе. Завернуться в одеяло, включить магнитофон и под голос Дмитрия Ревякина спокойно заснуть. Спать…
Подъём. Душ. Завтрак. Записка маме (чтобы не ломала голову, куда делась дочь с утра пораньше). Дэни оделась теплее – всё-таки начало ноября на дворе – и уже в одиннадцать утра выскользнула из дома, абсолютно не имея понятия, когда она туда вернётся. Несколько часов она провела в читальном зале библиотеки, решив просмотреть несколько рекомендованных преподавателями книг по истории России XIX века, а заодно и подготовиться, наконец, к практическим занятиям: средневековая Франция, до боли надоевшая педагогика. Когда всё было сделано, в магазинах как раз закончился обеденный перерыв, и Дэни устроила себе «прогулку по музеям», выбирая подарки к ближайшим дням рождения и в результате забив себе мелочами весь рюкзак: бритва – отцу, «Записки террориста» Савинкова – Лёве, фотоальбом – двоюродной сестре, «Воспоминания» Махно – себе, любимой… Потом состоялся марш-бросок по городу, просто так, без всякой цели, в честь ещё не самой холодной погоды; встретив в переходе нескольких знакомых, Дэни застряла с ними на часок, спела несколько песен, отказалась от выпивки и пошла