войну оккупантам, в Николаеве строят баррикады, а в Днепропетровске серия терактов, а мэр Херсона подчиняется только Киеву, а губернатор Харькова пропал…
Этот хаос был неизбежен. Остановить его возможно было лишь по большевистским лекалам: жесточайшим террором, бомбёжками, конными атаками, чистками, затопленными баржами и погромами.
Знаете, как в той поговорке «Съесть-то съест, да кто ж ему дасть». Всё это невозможно было удержать даже в самых загребущих руках.
Не говоря о, мягко говоря, ограниченных, с точки зрения общепринятых мировых норм, возможностях перехода этих земель в суверенное состояние или, тем более, под ведение России.
Подобные процессы могут опираться по большей части на стихийную волю масс – желательно в сочетании с распадом властных государствообразующих структур и армии.
Однако, как мы знаем, на Украине столкнулись воли разнородные по качеству и противоположные по устремлениям – одни устремились в Россию, вторые в Европу. На счастье вторых и горе первых, пришедшие ко власти в Киеве люди оказались, при всей своей специфичности, крайне амбициозными и совершенно беспринципными, а потому готовыми к принятию любых, в том числе откровенно антигуманных решений.
И здесь началось противостояние сил, где первые, настроенные на возвращение в Россию, заведомо должны были проиграть вторым, настроенным на нечто противоположное.
За вторыми стояла государственная машина, имеющая тысячи и тысячи возможностей карать, давить, сажать и убивать – и не быть за это наказанными. За ними стояли колоссальные финансовые возможности.
Первые не могли выиграть ни при каких условиях.
Как-то у Захарченко была свободная минутка, и я попросил его рассказать, как всё было – его глазами – по порядку.
Всё по порядку, – повторил он, и тут же начал рассказ, одновременно разыскивая глазами на столе, куда положил пачку сигарет. – Когда начался Майдан, Донецк в очередной раз смеялся над Киевом. Это была украинская традиция: каждую осень скакать на Крещатике. Поэтому наш город как работал, так и работал. Ну да, они там прыгают и хотят в ЕС, а мы хотим в Таможенный союз. Надеялись, что будет референдум по этому поводу. Никто не ожидал, что так всё произойдёт. Но когда начались столкновения с «Беркутом», народ здесь начал понемногу активизироваться.
– А где вы были, чем занимались в этот момент?
– У меня был свой бизнес, им я и занимался. Осознание у меня появилось тогда, когда я поговорил с теми, кто вернулся с Майдана. Вот тогда меня это начало тревожить.
– А кто оттуда возвращался?
– Наш «Беркут»: многих из них я лично знаю, и они рассказывали, что там действительно происходило. Но сдвиг у меня произошёл даже не от этих разговоров. В один прекрасный зимний вечер я сидел дома, за ноутбуком, и наткнулся на выступление главы харьковского «Оплота» Евгения Жилина – ролик под названием «К нам пришла война». И меня поразила одна вещь: когда «отец» польский или грекоуниатский призывает огнём и мечом выжечь