Ницше к французскому экзистенциализму и прочая и прочая. То было многовековым движением по преодолению отчуждения Духа от Материи, которого не было в золотом веке эллинской культуры. Ведь в мифологии материя одухотворена, природа слита с божественным, а сам человек – с природой. Человек естественен, и его нагота не греховна, ибо природна, зато Яхве был крайне обеспокоен проблемой наготы тела и заповедовал целый свод правил о том, кто чего не должен видеть. Было запрещено ходить женщинам с непокрытой головой, открывать руки выше кисти и т.д., в итоге возник новый вид греха – вожделение того, что греховным быть не может по определению, ибо волосы или руки могут быть красивыми, но не относятся к деторождению (а запреты у людей, не знавших Яхве, касались прежде всего этих вопросов). Единый мир был расчленен на «грязную» материю во главе с «греховным» человеком и чистую, недосягаемую для смертного сферу Идеального. Гармония единства противоположного распадалась на самостоятельные антагонистические половины. Концепция смертного греха человека, посмевшего обрести свободу воли в Эдеме, завершила дело. Она проникла даже в Грецию и ту тоже охватил процесс расщепления, который можно охарактеризовать как первый кризис гуманизма в мировой истории – Платон отделил материю от идеального и противопоставил одно другому (что потом так понравилось христианским теологам). Бог закрепляет успех доктриной греховного. Прекрасная планета, аналогов которой найти в Космосе не удалось, превращалась в обитель греха, промежуточной станцией на пути к раю – подлинно прекрасному местопребыванию человека. Только мертвого. Истово верующие уходят в монастыри и запираются там подальше от земного в ожидании смерти как счастливого преобразования своего бытия в инобытие. Бог (казалось) одержал полную победу над человеком! Земное обернулось малоинтересным событием в жизни людей.
Но это произойдет позже, а пока Яхве непрестанно воюет со своими избранниками.
Читатель Пятикнижия найдет множество примеров того, что Бога боялись, но нигде нет примеров подлинного уважения к нему, не говоря уже о любви со стороны «избранных». Евреи гнулись под грузом своего «избранничества», которое для народа оборачивалось многочисленными бедами. А для счастливой жизни, как внушалось, надо было совсем немного – всецело подчиняться Яхве! Чего может быть проще? Но «глупые» израильтяне-богоборцы раз за разом роптали против его власти, на что Бог отвечал новыми болезнями и смертями, принуждая возвращаться в лоно «избранничества». («…Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего; а Израиль не знает Меня, народ Мой не разумеет» – книга пророка Исайи. 1; 2-3.). Но народ «почему-то» не хотел уподобляться волу или ослу, поэтому на одном страхе Яхве не смог бы утвердиться в качестве Бога израильтян. Поняв это, Он создал сложные ритуалы, привязывающие людей к новой религии силой привычки через подавление воли и укоренение