Бориса разверзлась холодная пустота. Он вдруг понял, что если сейчас упустит ее, то так и останется на всю жизнь сдутым шариком, приваленным рюкзаком с камнями.
– Это я спрятал костыли, – неожиданно признался он. – Я хотел познакомиться.
– Света. – Девушка протянула руку.
– Боря. – Борис сжимал хрупкую ладошку и ощущал, как жизненные силы возвращается к нему.
Они глядели в глаза друг другу и мололи всякую чепуху.
– Ты Света, а волосы черные.
– Я перекрашусь.
– Я просто так сказал.
– А я давно хотела попробовать. Ты любишь блондинок?
– Я тебя люблю.
– У тебя жена и сын.
– И у нас будет.
– Я из Ростова-на-Дону, а ты?
– Теперь не важно. В Ростове тоже дальнобойщики нужны.
– У меня поезд прямо сейчас.
– Мы вместе поедем.
– У тебя нет билета!
Борис успокоил подошедшего таксиста:
– Подожди секунду, друг.
Он сбегал в номер и взял документы.
– Что, уже завтрак? – продрала глаза жена.
– Да спи ты!
Борис сел со Светой в машину и приказал таксисту:
– Дуй в Новороссийск! Там наших много.
Из Новороссийска в Ростов-на-Дону их подвозил дальнобойщик, любивший сальные анекдоты. С балагуром время пролетело быстро.
Через полгода Борис развелся с Галей и взял в жены Свету. Всё это время Галя пыталась снять колдовские чары «одноногой шлюхи» и показать мужа психиатру. А Борис уже знал, что он Девоти, который не может жить без Ампути.
«Это нормально! Нормально! Нормально! Это не отклонение психики, а любовь».
Через год у Бориса и Светы родилась славная дочурка. Когда она начала ходить, Борис с каким-то странным сожалением смотрел на бодро топающие ножки девочки.
Давным-давно
Мне тогда едва исполнилось семнадцать. Я только что поступил в желанный институт, и не было, наверное, в мире человека более беззаботного, чем я. Вступительные экзамены на факультет прикладной математики были позади, а учеба еще не начиналась. Эти десять дней безвременья были пронизаны самым буйным юношеским оптимизмом, и вся дальнейшая жизнь виделась мне прямым путем от одного успеха к другому. В конце этого пути я неизбежно становился известным академиком и лауреатом Нобелевской премии, а затем моя обескураженная фантазия билась в пустоте.
Представьте себе молоденький березнячок с шумливыми листочками приткнувшийся на крутобоком холмике. Из-за горизонта кокетливо выглядывает солнце, стреляет озорным пылким взором и осыпает березки россыпью игривых щекочущих лучей. Вот такое было у меня настроение, и в этом я был не одинок.
Вся наша дружная, хотя и несколько поредевшая компания вчерашних абитуриентов, живших в общежитии, чувствовала себя также. Не теряя времени, одни из нас доказывали теорему Ферма, другие – гипотезу четырех красок, а некоторые усердно наяривали и за тем и за другим.