которые как мне показалось, стали слишком узкими. Я посмотрел на надзирателей, они усмехались.
Я с трудом встал и поплелся к выходу. Из изолятора путь всегда был одиноким. Дорога была очень долгой, я почти заблудился, свернув к бараку перваков, которые смотрели на меня как на ветерана, вернувшегося с войны единственным выжившим. Никто из тех, кто был на улице, еще не бывал в изоляторе, поэтому для них был кем-то похожим на экспонат музея.
Я развернулся и вышел на свою улицу. Мои товарищи по бараку были на улице. Первым ко мне подбежал Марти, тот самый, который переводился в другую группу.
– Эй, парни, быстро, помогите мне! – Он подхватил меня за подмышки и облокотил на себя. Еще несколько ребят подбежали к нам и помогли Марти дотащить меня до барака.
Они бросили меня на кровать и укрыли одеялом. Малыш Питти поднес мне стакан воды.
– Как ты? – Спросил меня Карл, мой сосед по кровати.
Я жадно выглотал воду и вернул стакан.
– Нормально. Мутит. Наверно, ударился головой. – Я приложил руку ко лбу. Ледяной.
– Ладно, парень, отдыхай. – Марти укутал меня сильнее и отвел ребят. – Кричи, если что. Сегодня дежурит Макс.
Я посмотрел на Макса и попытался улыбнуться. Голова снова загудела. Я посмотрел в боковое окно рядом с дверью. На улице было темно.
4
Мне снился странный сон. Я гулял по незнакомому городу, вокруг меня сновали люди: много красиво одетых и спешащих, нахмурившихся и сосредоточенных людей. Это были не мои учителя, не мои надзиратели. Я не знал их, и среди этой толпы я чувствовал себя одиноким. Кажется, мисс Ровински говорила нам о такой болезни. Это похоже, будто ты сидишь в окопе и вокруг тебя сотни солдат, а ты все равно один на один со своим одиночеством. Со своей смертью.
Я шел по тротуару и смотрел как улица, наполненная этими одиночками, такими же как я, разрывается потоком машин, мчащихся навстречу такому же одиночеству.
Я свернул за угол, у меня было мутно перед глазами, и голова кружилась. Я боялся упасть поэтому протягивал руки вперед, пытаясь зацепиться за что-нибудь. Люди шарахались от меня, как от чумного и испуганно смотрели на мои брожения. Темно. Стало резко темно, и я упал на землю. Асфальт жестоко расцарапал мне кожу на щеках и я провел рукой по лицу, стирая кровь и пыль. Странно. Кожа была грубой и щетинистой. Мне хотелось посмотреть на себя, но я даже подняться не мог. Неожиданно чьи-то руки подхватили меня и подняли на ноги. Кто-то тряс меня за плечо, бормоча непонятные слова над самым ухом. Я не мог ничего разобрать и провалился в темноту.
Люк пробрался ко мне ближе к вечеру. Я проспал весь день и на счастье ребят не доставлял им хлопот. Макс, дежурный по бараку, пару раз подавал мне еду, а парни притащили с обеда несколько резиновых котлет. Они стояли у меня на тумбе и воняли на весь барак тухлой кониной.
– Как ты, парень? – Люк сел на край моей кровати.
– Нормально. – Кивнул я. – Хочешь котлету?
Люк помотал головой.
– Нет, я этого дерьма еще в столовой нахлебался.