разъедают все контуры. Я прищуриваюсь: это маки. Их закинутые вверх головы возносятся даже над самой густой травой. Они как будто стоят в дозоре, но, забыв про свой гордый вид, чуть заметно склоняются под нежной лаской ветров.
В детстве я собирала маки и дарила маме. Я вплетала их в её головной убор. Без цветов он выглядел слишком торжественно на её красивых белокурых кудрях. Я и сегодня принесу ей букет. Она будет рада, я знаю.
Опускаюсь на колени и начинаю срывать цветы. Не только маки, но и крошечные фиалки, крокусы, ромашки и нарциссы. Последние мне особенно нравятся. Я протягиваю руку, чтобы коснуться одного.
Раздаётся сильный удар грома. Кажется, что-то взрывается совсем рядом со мной. Я падаю вперёд. Земля дрожит подо мной.
– Левкосия? Лигейя?
Молчание.
Я встаю и оглядываюсь по сторонам. Моих подруг нигде нет. Я забрела слишком далеко и осталась одна.
– Парфенопа! Где вы?
Снова гром, заглушающий мой голос. Крик застревает в горле. Роняю цветы. Порыв ветра уносит их прочь. Я пытаюсь поймать их, подхватывая полы юбки. Скорее, скорее, прочь отсюда.
Я слышу какой-то глухой гул, а потом снова гром. Смотрю на ясное небо, на спокойную Этну на горизонте. Что происходит?
Всё грохочет, от этих раскатов дрожу и я.
А затем земля передо мной разверзлась.
Она поглощает всё, что было на ней ещё мгновение назад. Сухие комья разваливаются, проваливаясь в глубокую бездну. В нос ударяет тяжёлый резкий запах. Я пячусь назад и крепко держу подол, чтобы не рассыпать собранные цветы. «Мама!» Я слышу свой голос откуда-то издалека. Вздрагиваю от собственного крика. «Мама, помоги мне!»
Под ногами вздымается почва. Она как будто меняет форму. Нет, это из неё вырастают головы. Лошадиные головы. Они фыркают, мощно выдувая из огромных ноздрей комья грязи. Они похожи на мертвецов, восстающих из могил навстречу солнцу. Я не могу сдвинуться с места. Одна голова хватает мой хитон зубами и дёргает его. Я беспомощно смотрю, как рвётся одежда, как высыпаются из подола цветы. На земле они тускнеют, становясь чёрными. Такими же чёрными, как эти страшные головы, которые вот-вот окружат меня со всех сторон. Одна лошадь громко ржёт и с ненавистью смотрит мне в глаза.
Мне надо бежать, иначе они утащат меня с собой.
Я почти ничего не вижу от слёз, но разворачиваюсь и бегу прочь. Куда подевались мои подруги? Я оглядываюсь назад – на меня надвигается огромная мрачная тень. Она парит над колесницей, запряжённой жуткими лошадьми, дёргает поводья и через мгновение набрасывается на меня. Я чувствую, как кто-то хватает меня холодными пальцами.
– Отпусти!
Мой крик обрывается. Я выворачиваюсь, отталкиваю тень от себя, но у неё очень крепкая хватка. Я слышу смех, но не вижу, кто смеётся. Закрываю глаза. Сильные руки крепко меня держат и тащат в колесницу. Я пытаюсь вырваться, пытаюсь ударить того, кто вцепился в меня. Я надеюсь ткнуть его локтем в глаза. Он смеётся, а потом шепчет мне в ухо:
– Не надо усложнять…
Он так близко, что я чувствую его запах – запах сырой земли, запах смерти.
Я поняла, кто он. Всё поняла. Я отворачиваюсь, сдерживая тошноту. Колесница несётся всё быстрее. Мы уже очень далеко. Силы оставляют меня. Где мои цветы? Как я отнесу их маме? Они были такие красивые. Фиолетовые, жёлтые, огненно-красные. Они оживали в волосах у Деметры. И в моих волосах. Мне кажется, я всё ещё вижу их перед собой.
Вокруг нас вода. Это озеро? Где мы? Перед глазами мелькают лишь быстрые фрагменты каких-то размытых очертаний. Рядом вздымаются гигантские волны, и он кричит, правя колесницей, и движется навстречу волнам. Снова слышен грохот, земля опять разверзается. Лошади с громким ржанием бросаются вниз, он прижимает меня к себе. Нас поглощает тьма.
Где мои цветы? Мама, я не хочу умирать.
Я пытаюсь вытянуть ослабевшую руку, мои ногти вонзаются в мягкую почву. Чувствую её на зубах, она забивает мне рот, накрывает лицо. Я поднимаю голову в последний раз, но земля смыкается надо мной.
Мама, где ты…
Часть I
Лето
Пышноволосую петь начинаю Деметру-богиню
С дочерью тонколодыжной[1].
– Сколько раз вам повторять: плющ – опасное растение! – голос мамы за спиной застаёт меня врасплох. – Он липнет к одежде и потом растёт, где захочет.
Парфенопа, Левкосия и Лигейя будто и не слышат её. Они сидят на залитой солнцем каменной стене и вплетают в волосы зелёные ветви.
Мама глядела на них с теми же бдительностью и заботой, какими обычно одаривала меня. Когда я вижу, как она внимательна к другим, у меня всегда портится настроение.
– Один раз ветка плюща попала мне в нос и стала расти прямо во мне, – говорю я каким-то писклявым голосом.
– Брось, Кора, не выдумывай! – весело перебивает меня Парфенопа. – Ты это говоришь,