ь бы, конфликт, который можно замять на уровне административного состава школы, но…
Может, от того, что прежде Леда выдавала на собраниях позицию, которую все хотели озвучить, но боялись; а может, от того, что она периодически отказывалась докупать материалы для оформления школы за свой счет без учета стимулирующей выплаты, но ее смогли под шумок уволить.
Это было досадно – не печально, а именно досадно, ибо уже тем же днем, но уже задним числом на ее место взяли сына сотрудницы из министерства образования – Леда готова была себе руки сломать только для того, чтобы кусать свои локти.
Ведь сначала ты учишься двенадцать лет, проходишь попутно кучу курсов повышения квалификации только ради того, чтобы по итогу тебя обогнал какой-то щегол, у которого мама "а вы знаете кто мой муж".
Леда бесилась жутко – не только потому, что теперь нечем было платить за квартиру. Но также и потому, что теперь нужно было искать новую работу – в этом мире, когда ты не можешь положиться ни на кого другого, кроме себя (потому что все остальные из семьи уже мертвы), приходится крутиться и действовать, чтобы не умереть с голоду в ближайшей подворотне Патров.
И Леда начала действовать.
Сначала она обошла все школы в своем районе, затем объездила все в городе – только лишь для того, чтобы узнать, что в середине учебного года, чтобы не нарушать составленную заранее дорожную карту, директора никого нанимать не собираются.
Это было ударом по эго. Болезненным, но не смертельным. В конце концов, как-то раз два года Леда уже проработала в полиграфии маленькой газеты, так что быть обслуживающим персоналом за деньги – не страшная перспектива, которая ничуть ее не пугала.
Пару недель спустя, когда деньги стали кончаться даже на кредитной карте, Леде на глаза попалось объявление в газете – еще тогда она подумала, что это было очень старомодно. И читать газеты, с ее стороны, тоже не было признаком молодого двадцатипятилетнего духа.
– Ух-х-х… Дерьмо… – она обвела черные печатные буквы ручкой и вздохнула, уже прикинув, во сколько завтра с утра она отправится в магазин "Цветов Персефоны". Название доверия не внушало, но не настолько, чтобы пойти в поисковик и пробить место хотя бы на картах.
На следующее утро, наконец сподобившись надеть что-то кроме белой рубахи, Леда выскользнула из дома, на ходу собирая волосы в маленький пучок на затылке.
Пару кварталов она прошла пешком и вскоре обнаружила, что пункт ее прибытия располагался не так уж и далеко от дома – для успокоения она вдохнула и выдохнула, прочистила горло торопливым кашлем и вошла в стеклянные двери магазина "Цветы Персефоны".
Над головой созвякал маленький колокольчик, Леда остановилась, оглядываясь по сторонам – все было заставлено живописными вазами с цветами, фигурными пластиковыми ведрами с саженцами и упаковками атласных лент и флористических тейпов. Пахло просто божественно – лилиями, свежими пионами, чистым хлопком и сандалом.
Заметив за прилавком из массива черного дерева высокого мужчину в дорогом (Леда заметила блеск начищенных серебряных пуговиц на манжетах) костюме, она неловко улыбнулась.
– Вам нужен букет? – без приветствия спросил незнакомец, она сделала пару вдохов и подошла ближе.
– Нет, я видела, что у вас открыта вакансия на флориста-консультанта, – она автоматически поправила волосы, даже не осознавая этого, чтобы выглядеть более… презентабельно.
Незнакомец смерил ее изучающим взглядом, от которого Леда отвела глаза, почувствовав себя неловко.
– Меня зовут Леда. Леда Хадзис, – она не спешила протягивать руку для рукопожатия, ожидая, когда незнакомец за прилавком скажет хоть слово. – Могу я поговорить с директором магазина?..
Мужчина изучал лицо Леды, отмечая напряженность вокруг ее глаз и легкое сжатие челюстей. Это был взгляд, который он видел раньше, хотя и редко направленный на него. Положение ее плеч, жесткая линия позвоночника – он распознал признаки подавления эмоций, сдерживаемых исключительно усилием воли.
Гнев, предположил он, проблеск всплывающего старого знания из прошлой жизни. Смертные так легко воспламенялись от несправедливости, от малейшего пренебрежения к их достоинству. Это было чуждое понятие Богу мертвых, для которого достоинство давно потеряло свое значение. И все же здесь была Леда, охваченная этим. Само ее присутствие было вызовом апатии, которую он когда-то испытывал по отношению ко всему живому.
Он оттолкнулся от дверного косяка, выпрямляясь во весь свой внушительный рост. При такой высоте он казался великаном по сравнению с более миниатюрной Ледой, его широкие плечи загораживали ленту полароидных фотографий сзади. Он вышел из-за прилавка, подошел на шаг ближе, потом еще на один, пока не остановился на расстоянии вытянутой руки.
Слишком близко, – предостерегающий голос эхом отозвался в его голове. – Слишком интимно.
Но он проигнорировал это, как делал