мазью. Он принес эту гадость из бассейна, и лечить ее очень долго…
Медсестра буркнула что-то невразумительное и быстро вышла. Эндрю с раздражением посмотрел на меня. Как обычно, когда он нервничал, родной язык взял верх. Знал бы он, какими хлесткими бывают английские слова…
– For God’s sake, Justine. How pathetic can you get![6]
Я указала на сына и шепотом сказала, что нам не нужно ругаться в его присутствии. Эндрю сразу замолчал. Через несколько минут я ушла. Я не могла больше выносить ни неподвижности сына, ни раздражения мужа. Я вернулась домой.
Устроившись за компьютером, я еще раз перечитала текст, но слова, которые мне предстояло перевести, просто не имели смысла. Ни на английском, ни на французском. Я взяла телефон и набрала номер комиссариата, в котором мы с Эндрю были вчера. Меня долго переключали с отдела на отдел, прежде чем я наконец услышала слегка тягучий голос светловолосого следователя:
– А-а, это вы! Наезд на несовершеннолетнего. Супруг-англичанин.
Я спросила:
– Скажите, пожалуйста, есть какие-то новости?
На том конце провода послышался щелчок зажигалки. Я интуитивно угадала, что мой собеседник пожимает плечами.
– Я же сказал, что на это уйдет время. Неполный номерной знак… Придется повозиться. Да и людей мало, а дел – невпроворот. Вы же не одни у нас, мадам.
Я ощутила, как отчаяние и чувство собственной беспомощности захлестывают меня.
– Но разве у вас нет компьютеров, специальных баз данных? Разве так трудно восстановить этот несчастный номерной знак?
Мой собеседник затянулся сигаретой.
– Это вам не американский детективный сериал, мадам. У нас во Франции все устроено по-другому.
– Как «по-другому»? Как идет расследование во Франции?
Голос мой стал пронзительным, у меня даже запершило в горле.
– У нас действительно есть база номерных знаков, она называется STIC. В ней хранятся данные из всех выданных техпаспортов. Но поиск не происходит автоматически. Нужно все проверять – цифры номера, марку машины. Страничка за страничкой. Поэтому это и долго, мадам.
Я чуть было не повесила трубку. Мне хотелось плакать. От боли в животе я молча скрючилась с телефоном в дрожащей руке.
Наверное, ему стало меня жалко. Он спросил:
– Как дела у вашего мальчика?
– Чуть лучше, я думаю. Но он до сих пор в коме.
– Мы найдем его, мадам. На это уйдет время, но мы его найдем.
Я повесила трубку и прошла в кухню, чтобы налить себе вина. Сейчас не время для спиртного, но мне было плевать. Я в этом нуждалась. Потом я сказала себе, что нужно позвонить подругам и рассказать о Малькольме. Но у меня не было на это сил. В итоге я отправила некоторым электронные письма, но не слишком вдавалась в детали.
Зазвонил телефон. На экране определителя высветился номер моей матери, но мне и с ней не хотелось разговаривать.