сделал это за меня: «А многие не ели ничего!» Сон мой как рукой сняло, и я, не удержавшись, спросил в ответ: «А что ели вы?» Он подозрительно на меня посмотрел, словно я подглядывал за его завтраком, небрежно махнул рукой: «Это не важно!» – и продолжил сыпать примерами из истории и собственного опыта.
Конечно, я не против аскетов-йогов и, тем более, путешествующих евреев, но он затронул главное – в это злополучное утро я и в самом деле ничего не ел. Этот «борец с деньгами» пытался разбить в пух и прах мое собственное представление об устройстве мира, где балом правят банкноты, и в основном зеленые. Я попытался вставить еще какую-то реплику, но с задних рядов меня осадили раздраженные почитатели. Мне ничего не оставалось делать, как слушать.
Что и говорить, он обладал незаурядной способностью пробираться в глубины человеческой души, постепенно он завладел и моим сознанием. Это была смесь христианства и восточных учений, включая и буддизм, и индуизм. Когда лектор затрагивал тему с запахом сандаловых палочек, трое кришнаитов восторженно хлопали, несколько экзальтированных дам промокали платочками уголки глаз, на которые набежали слезы умиления, и даже мне захотелось оставшиеся у меня пять латов выкинуть в мусорник и выбежать безденежным, но счастливым на улицу, заорав во все горло: «Харе Кришна, харе, харе!».
Через полтора часа лекция закончилась. Шквал аплодисментов от просветленной аудитории – и подношения в небольшой ящичек с надписью «На науку» даже меня заставили кинуть туда последнюю пятерку, не говоря уже об остальных. Только мудрые кришнаиты молитвенно сложили руки в знак благодарности и удалились.
Снова холодный ветер проникал в рукава моей куртки, лез за воротник, но времени у меня еще было более чем достаточно, и я бесцельно выписывал круги по старому городу. И вскоре за окном весьма дорогого ресторана, что возле Пороховой башни, я увидел своего профессора-гуру, уписывающего аппетитный стэйк и запивающего его темным, как кровь, вином. В голове мелькнуло: «Сволочь, жрет на мою пятерку!», но я философски себя успокоил: «Ну и хрен с ним. Ведь деньги – это не главное!».
Дорогая
Официант Сережка по прозвищу Пудинг совершенно потерял голову, влюбившись в двадцатилетнюю симпатичную брюнетку. Он бежал к ней на свидание, и сердце в его груди не просто трепетало, оно билось пойманной птицей. Даже наличие жены и двоих детей, один из которых был инвалидом, не могло остановить это чувство. Он, конечно, любил свою семью, был заботливым отцом и мужем, вкалывал, зарабатывая деньги в ресторане, а по выходным занимался шитьем. Но иногда очень хотелось отдушины в этой бесконечной рутине.
Маленькая однокомнатная квартира за небольшую сумму стала «подпольным» гнездышком Пудинга, где он предавался ласкам с предметом своей страсти.
Нет, мы не были большими друзьями, но видеть, как твоего хорошего