наследства, несмотря на многочисленные похвальные отзывы о его работах и растущий успех. Они считали живопись таким же баловством, как и любое другое хобби: составление икебаны, домашнее виноделие или настольный теннис.
Томас был плохо приспособлен к борьбе с миром в одиночку. Он вырос, не зная ничего, кроме богатства и привилегий, окруженный людьми, которых родители нанимали заботиться о его нуждах: кормить его, возить, давать ему образование, сглаживать для него всевозможные острые углы. Хотя его картины продавались за большие суммы, деньги не держались у него в руках, уходя сквозь пальцы как песок. Лет через пятнадцать после первой встречи с Томасом Финч зашел к нему в студию и с тревогой констатировал полное отсутствие продуктов. На полках буфета не было ничего, кроме сигарет и спиртного. Отметив болезненную худобу Томаса, он удивился, как тот до сих пор жив. Пол устилали стопки нераспечатанных писем: давно просроченные счета; личная переписка в одной куче с рекламными листовками; уведомления, грозившие отключением коммунальных услуг; просьбы написать картину под заказ; приглашения от музейных смотрителей, надеявшихся организовать выставку его работ. Финч ступал, увязая в наслоениях ежемесячной отчетности. Для Томаса это были атрибуты рутинной обывательской жизни, и потому он предпочитал игнорировать их, позволяя собранию конвертов буйно разрастаться и превращаться в гигантскую мусорку, через которую он ходил каждый день.
– Знаешь, некоторые из них стоило бы просмотреть, – сказал Финч, пролистывая кипу конвертов, имеющих на себе темно-серые отпечатки обуви.
– Зачем мне это? – спросил Томас.
– Затем, чтобы не остаться в студии без тепла, проточной воды и электричества. И прежде чем удостаивать меня каким-нибудь остроумным возражением, подумай, как тяжело тебе будет держать в руке кисточку, когда пальцы занемеют от холода. И потом, что, если кто-то попытается связаться с тобой по телефону? Тут вообще есть телефон?
Томас улыбнулся и протянул:
– Кому может взбрести в голову со мной связываться?
Финч провел рукой вдоль пола.
– Думаю, как минимум этим людям.
Томас пожал плечами и вернулся к мольберту.
– Можешь заняться этим вместо меня.
– Я тебе не секретарь, Томас.
Байбер отложил кисть и посмотрел на Финча, изучая его лицо с такой задумчивостью, какую, в представлении профессора, имели счастье лицезреть только модели художника.
– Я не хотел тебя оскорбить, Денни. Только подумал, что доступ к моим бумагам может оказаться полезным для составления каталога. Ты должен знать – я бы никому другому не доверил свою личную переписку.
В итоге Финч нашел Томасу помощницу – подкупающе терпеливую женщину средних лет, вырастившую четверых детей и уже порядком поседевшую. Укрощение хаоса было для нее привычнейшим