частными.
В тускло освещенном коридоре мы остановились, и Ник стукнул костяшками пальцев в дверь – раз, потом еще три. Дверь открылась, и выглянула дама, прекрасно одетая, в платье, чем-то напоминавшем одежду Сибил.
– Свечная мастерица? – спросила она.
– Да. Миссис Весткотт, урожденная Ваксман, – объяснил ей Ник.
Им была известна моя девичья фамилия! Тогда, возможно, мое пребывание здесь связано с доброй славой мастерской моих родителей, с талантами моего отца. Но ведь они говорили, что той даме понравилась свеча с резным ангелом моей работы.
Что касается моего умения делать резьбу, то, когда много лет назад отец делал лица и руки для погребальных восковых статуй лондонской знати, он научил меня лепить лица из воска, самого подходящего цвета для трупа, хотя он применял растительные красители, чтобы придать воску оттенок живой плоти. С тех пор я резала только лица на свечах. Но я помню, что сделанные отцом статуи выглядели так, словно могут дышать и двигаться. Иногда, наблюдая за его работой в мерцающем свете свечей, я не сомневалась в этом. Эти фигуры, не то призраки, не то духи, были дурным сном моего детства, до того как мне пришлось узнать, что настоящие кошмары – смерть тех, кого любишь и кого трагически теряешь.
Женщина сделала шаг назад, а Ник жестом показал, что я должна войти. Мне не хотелось, чтобы он и Сибил оставили меня. Я схватилась за руку Ника, державшую меня за локоть, словно я могла броситься бежать.
– Сюда, пожалуйста, – сказала женщина, и я неохотно выпустила его руку. Моя новая провожатая была хороша собой, в высоком головном уборе с вуалью, прикрывающей волосы. – Ваши друзья подождут вас здесь, а затем проводят домой, – объяснила она. – Я леди Миддлтон, к вашим услугам, миссис Весткотт.
Наверное, я должна сказать даме, которая вызвала меня, что я к ее услугам, так, как я говорю у себя в лавке?
И тут впервые подозрение относительно того, кто мог стоять за всем этим, ошеломило меня. Я едва не запуталась в собственных юбках, увидев прекрасные гобелены в изысканно обставленной комнате, по которой мы шли, – настоящие тканые гобелены, не разрисованный холст. На полу не простые тростниковые половики, а роскошный турецкий ковер. Мягкие кресла, полированный стол, на нем резные шахматы из оникса, а на небольшом столике-маркетри разбросаны рисованные игральные карты. Все знали, что лицо карточной королевы было изображением прекрасной Елизаветы Йоркской, жены Генриха VII. Золотой бокал лежал рядом с игральными костями, блестевшими в утреннем солнце, лившемся сквозь окно. Мы разбудили нескольких маленьких мопсов с шелковыми ушками, спавших на прелестных вышитых подушках и…
Леди Миддлтон постучала в блестевшую полированную дубовую дверь, к которой мы подошли, и приложила к ней ухо.
– Войдите, – прозвучал чистый женский голос, слегка приглушенный дверью. Дверь открылась, и я оказалась перед