Джонни? – обратилась она к тебе.
– Пошли куда?
– Прогуляться, – как ни в чем не бывало сказала она, пожимая плечами. – Здесь до обеда делать нечего.
И ты, вместо того чтобы послать ее ко всем чертям или запустить ей в голову цветочным горшком, взял свой сотовый, портмоне и вышел в сопровождении комедиантки и таинственного Джеппетто, который совершенно очевидно превалировал в твоей раздвоенной личности и управлял по своему хотению натренированным телом покорителя водных дорожек. Ты злился на себя, на весь мир и особенно на Сельваджу, которой всякий раз удавалось легко подчинять себе своего холопа, которым ты в сущности и был.
Словом, ты решил сводить ее в сад Джусти, и после небольшой поездки все в той же французской колымаге вы зашли в парк, не говоря ни слова. Актриска сразу же стала восхищаться прелестями пейзажа, особенностями итальянского сада, зелеными лабиринтами, идеально подстриженными умелыми руками, останавливалась, чтобы полюбоваться на статуи, а ты молчал. Ни слова. Ни жеста. Молчал как партизан.
Наконец вы подошли к краю сада, туда, где кипарисовая аллея заканчивалась характерной террасой с башенкой. Вы поднялись и полюбовались открывшимся с нее видом.
– Что с тобой сегодня? – спросила Сельваджа. – Я тебя не узнаю. Тебя что-то беспокоит?
Тебя что-то беспокоило? О да, беспокоило, хотел было ты сказать с кривой миной. Тебя решительно что-то беспокоило. Тебя все беспокоило. А более всего ее существование и то, что она стояла там с тобой, – вот это тебя беспокоило просто до чертиков!
– Ничто не может вывести меня из себя. Считай, что я самурай, – сказал ты язвительно, как никогда.
– Но что-то все-таки происходит, – продолжала двуличная актриса. – Я тебя никогда не видела в таком состоянии.
– Теперь увидела. Ты довольна?
– Нет, совсем не довольна и хотела бы знать, что не так, – сказала она, но не глядя на тебя, а с интересом рассматривая панораму. – Ну, так что же? Ты можешь мне объяснить?
Что за упрямая лицемерка, а?
– Хорошо, изволь, – сказал ты, закипая. – Пусть будет так, как ты хочешь.
– Я слушаю тебя, – сказала она спокойно.
– Так вот, – начал ты, стараясь унять волнение, – ты зовешь меня только тогда, когда тебе от меня что-то нужно. Но я не шут. Не твой слуга, и не паж, и не камердинер.
Ты говорил с вызовом, отрезая каждое слово как ножом. Сидевший где-то в глубине тебя подлинный сарказм с веронским акцентом вдруг вырвался наружу, и Сельваджа сначала искренне удивилась, но потом на ее лице отразился настоящий гнев. Она отступила, окатила тебя трехмерным презрением, резко развернулась и быстро пошла к выходу. В этот момент уже знакомая личность Джеппетто взяла в тебе верх, и ты побежал за ней, не в силах расстаться раз и навсегда.
– Эй, подожди! – Ты нагнал ее и попытался остановить, схватив за руку.
Она обернулась