из‑за твоей шинельки казачки тебя махом на копья поднимут. И сними же ты, наконец, этот дурацкий парик! Баба ты или мужик? Чай не в Петербург едем.
Из головных уборов он мне смог предложить только шапку-малахайку. Я без желания натянул ее на голову, а потом невзначай глянул в окно и не узнал себя в своем отражении. Из вечерней синевы на меня смотрел настоящий татарин.
При въезде в лагерь нас встретили всадники и проводили коляску к большому шатру из шитой золотом парчи. Из него к нам навстречу выбежал молодцеватый мятежник в белой черкеске с лихо закрученными вверх усами. Он помог воеводе вылезти из коляски, а затем замер, в почтении склонив голову.
– Как дела у тебя, Овчинников? Не взял еще Рейнсдорпа в полон? – сходу начал инспектировать Асташев.
Казачий атаман еще более потупил глаза, ссутулился и ответил:
– Вчера осажденные пытались прорваться. Но мы им так задали! Шесть пушек отбили у неприятеля. Убитых не считали. А пленили больше сотни. Солдаты почти все в наше воинство вступить хотят.
– Пошто тогда они своих офицеров не арестуют и не выкинут белый флаг, коли им наша власть так люба? – поинтересовался воевода.
– Боятся! – выдал Овчинников. – Уж больно губернатор с офицерами лютуют.
– Ну-ну, – протянул воевода. – Ты нас ужином-то накормишь или так и будешь баснями угощать? Там у меня в кибитке барчонок один, его пусть не обижают, покормят и на ночлег пристроят. Но смотри, чтобы не убег. Он тут грозился ребятню мою французскому обучить.
Атаман сразу воспрянул духом, расправил плечи и крикнул во весь голос стоящему невдалеке киргизиу:
– Азамат, ужин на двоих! Живо!
И взяв воеводу за руку, он повел его к себе в шатер, по пути расспрашивая. До меня долетали лишь обрывки их беседы. Громкий голос атамана различался отчетливо.
– Тут казачок один интересный прибился. Служил в супостатных войсках под принуждением. Воевал в Пруссии и Турции. До хорунжего дослужился. На Тереке безобразничал. У казаков – в почете. Пугачев его фамилия. А кличут Емельяном. Может, посмотрите его? Авось сгодиться? Мне толковые люди сейчас больно нужны. Особенно с боевым опытом…
– А как там государь?.. Велел до снега Оренбург взять? У Рейнсдорпа на тысячу больше солдат, а по пушкам – тройной перевес. А он-то в крепости сидит. Для штурма народ нужен…
Я так и не дослушал их разговор. Мощный подзатыльник уронил меня в грязь. Потом меня подхватили цепкие руки и шепелявый голос Азамата приказал: «Пошли шурпу ешть».
В Тобольск въезжали уже по снегу. Через Иртыш переправились еще на пароме. Паромщикам приходилось часто разбивать длинными баграми молодой лед на реке. Мы были, пожалуй, последними путниками, которых они перевезли на правый берег по воде. Мороз крепчал. И уже на следующее утро лед сковал реку. Асташев решил