отрезал Крэйг.
– Но с чего ООЕ решать, кого допустить на Янус? Если я не ошибаюсь, он – инопланетный артефакт. Может, я пропустила где-то параграфик мелким шрифтом, но, кажется мне, нигде в уставе ООЕ не сказано, что Инге с ее братией причитается лучший кусок.
– Если китайцем это не понравится – что же, не стоило выкидывать себя из клуба, играясь в игры, правил которых не понимаешь.
Китай продолжал эксперименты с самореплицирующейся нанотехнологией вопреки предупреждениям остальных членов – и однажды блестящая серая жижа проглотила половину Нанкина. Тогда Китай выгнали из ООЕ.
До сих пор по миру бродили слухи о саботаже: мол, агенты корпораций, заинтересованных в мире без нанотехнологий, проникли на лаборатории в Нанкине и спровоцировали цепное размножение. Слухи никто не принимал всерьез, но Белла не могла отделаться от ощущения, что китайцев все-таки подставили странным и незаметным образом. Конечно, они сделали – и продолжали делать вдали от комиссий ООЕ – много скверного. Но разве это повод не давать им хотя бы взглянуть на Янус вблизи? И винить их за желание взглянуть?
Вполне разумное, типично человеческое желание.
– Знаешь, если у них не случится аварии, они все равно придут к Янусу, хотим мы того или нет. А раз этого не избежать, не лучше ли подумать над тем, как сотрудничать с ними?
– Им просто надо держаться подальше от нас. Или мне стоит напомнить, что такое «зона эксклюзивных интересов»?
– Она шириной в световую секунду, – выговорила Белла раздраженно. – Это юридическая абстракция, никем не принимаемая всерьез.
– Все же это граница. И в тот момент, когда они пересекут ее…
– И что тогда? – спросила Белла, вдруг встревожившись.
– Тогда мы должны ответить на агрессию. Причем как следует. Как вы прекрасно знаете, средства у нас есть.
На четырнадцатый день полета, за неделю до запланированной встречи с Янусом на флекси Беллы появилось лицо Пауэлла Кагана. Там, откуда он звонил, все было залито ярким до боли, белейшим светом, от которого небо казалось блеклым. Каган сидел на открытой веранде, окруженной белыми стенами, за белым столом. Из-за стены высовывались макушки сине-серых деревьев, вдали виднелись обожженные солнцем безлесные горы, пустые и бледные, как выцветшие бумажные вырезки.
– Белла, прости за внезапный звонок, – выговорил он с театральным величественным спокойствием, – но новости мои столь важны, что я не решился доверить их тексту. Если ты не одна, то я бы попросил извиниться и выслушать меня в одиночестве. Это послание должна видеть только ты, и никто иной.
Он развел руками, снова сцепил их, будто давая время нажать «паузу», но Белла была уже в своей комнате, одна и вне слышимости посторонних.
– Я продолжу, если ты дашь голосовую авторизацию.
– Каган, продолжай, – прошептала она.
– Новости мои не слишком хороши.
В безжалостном полуденном свете кожа