который был неподалёку. Пока трудно гадать, к чему приведёт подобный поворот событий, и что вообще со мной могло произойти, если бы я был до сих пор предоставлен самому себе. Приглядевшись, я увидел их четвёртого товарища. Он полулежал, опираясь на стену, и похоже, был без чувств.
Тем временем головная боль стихла, и я почувствовал себя вполне окрепшим для того, чтобы встать. Пробуя вращать головой по сторонам, только сейчас, к своему огромному стыду, я заметил, что переодет в сухой полевой комок. Точно такого же образца, как и те, которые носили подобравшие меня незнакомцы. Это было сделано наспех и кое-как и, к счастью, касалось только верхней одежды. Впрочем, и её хватило для того, чтобы согреться и не замёрзнуть. «Интересно, – подумал я про себя. – А где моё босоножье тряпьё?» Даже лёжа, мне было понятно, что комплект полевого ХБ, который был на мне, явно не по размеру, а то, что моя прежняя одежда вымокла до самой последней нитки, я уже успел забыть.
Теперь моё внимание было приковано к таинственным чужакам. Усач, просивший сосчитать количество пальцев, вероятно, исполнял обязанности медика. Это соображение подкреплялось тем фактом, что, покинув меня, он тут же принялся хлопотать возле раненого. То, что четвёртый в их группе был раненным, вскоре стало для меня очевидным фактом: я разглядел пропитавшуюся, конечно же, кровью, повязку у него на животе.
Двое других кашеварили: в котелке, судя по всему, со временем должен был появиться суп. Один из них был коренаст, круглолиц и обладал, как показалось мне, громадными широкими ладонями. Наверное, он был самым старшим: на вид ему было около сорока пяти лет. Второй, невероятно худощавого телосложения, был моложе первого лет на пять, а может быть, и на семь. В то время как круглолицый, надев очки, сосредоточенно чистил картошку, он медленно и осторожно помешивал варево в котелке. Взглянув на него, сразу становилось ясным, что лидер среди этих людей именно он.
Чем больше я наблюдал, тем явственнее ощущал нервозное настроение, охватившее сознание этих людей. Нужно было быть предельно осторожным, но внутренне, тем чувством, которое бывает редко, но если уж есть, то никогда не врёт, я знал, что от этих людей напрасно ждать чего-либо слишком дурного или опасного. Это были не бродяги и уж, конечно же, не беглые мартышки. Скорее всего, мне повезло встретить офицеров КСПН, хотя никаких опознавательных знаков, в том числе и званий, на их комках не было.
Поразмыслив, я понял, что именно в раненом заключается причина их настороженности и напряжённости. Действительно, если посмотреть на ситуацию критически, то становилось ясным, что своим внезапным появлением я могу принести своим случайным встречным гораздо большую долю беспокойства, чем они мне. Возможно, следовало попытаться разрешить напряжение опознаванием.
Когда-то, чувствуя себя вполне защищённым в гротах своего учебного центра, я смеялся над казавшимся мне тогда на редкость дурацким ритуалом, который мы каждый месяц зубрили наизусть. Именно его мне нужно