ь из него вернуться в наше родное пространство и время – да, именно сегодня все те забавные проделки, которыми так славился наш вольный философ, приобретают совсем иной смысл и значение. Они уже не могут рассматриваться каждая сама по себе, но образуют некую взаимосвязанную систему, характеризуют процесс становления его как личности и как мыслителя, определяя цепочку событий, ведущих к мигу решительному и необратимому.
И с этой точки зрения праздный, казалось бы, вопрос о его происхождении, которому мы в своей компании никогда не придавали значения, а наоборот всячески замазывали шутками и двусмысленностями, выходит вдруг на первый план и ставится ребром. О, нет, история сохранила для потомков его родословную, и сам он немало сделал для возрождения своей родовой памяти, но происхождение его физического тела совершенно не проясняет того, как возникло само его диковинное мировоззрение, этот невиданный метод около-логических умозаключений, а также та сила и величие духа, которые позволяли созерцанию действительности становиться воздействием на нее.
Самое простое и доступное объяснение появлению среди нас Ландауна таково, что каждому времени – свой философ, подобно тому как каждому овощу – свою грядку. Вряд ли оно нас может удовлетворить, ведь потребность в данном типе миросозерцания была очевидна уже несколько веков, если не сказать тысячелетий, но личности, соответствующей масштабом Соломону, Емеле или Ивану-дураку, увы, не появлялось. Не проявилась она и в нас, друзьях Ландауна, хотя, смею сказать, мы понимали его куда лучше паркетных академических философов.
Колян Кондратьев со свойственной ему прямотой отстаивал точку зрения, что Ландаун – это всего лишь шут гороховый, рыба на безрыбье, лишь самый умный из дураков, Ландау среди даунов, но поскольку вся наша компания почти без троек закончила неполную среднюю школу, то нас эта гипотеза устроить, конечно, не могла. Кроме того, она не объясняла ту удивительную плодотворность каждой методологической посылки нашего доморощенного (в экзистенциальном смысле) философа и необъятную широту его интересов – от проблем открывания консервных банок без ножа до столь популярной в наше время демонологии.
Поэтому я под давлением последних открывшихся обстоятельств все больше склоняюсь разделить мнение Валерия Ланина, что Ландаун – это сгущение и персонификация самого Духа философствования, даже возможно более чистое, чем воплощал собой Мартин Хайдеггер. В терминологии дзен этот Дух можно было назвать Дао, в академических институтах про него сказали бы «черт знает что». С последним термином, я думаю, согласился бы и сам Ландаун.
Учитывая все вышесказанное, я буду не только знакомить вас последовательно со своими записями, связанными с вольным философом Ландауном, но и по мере возможностей пытаться вместе с вами осмыслить их историческое значение и метафизический смысл. Начинаются они замысловатой калейдоскопической россыпью разнообразных случаев (каюсь, всвязи все с той же недооценкой мной, молодым тогда инженером, важности происходящего на моих глазах), но постепенно узор складывается в устойчивую мозаику, которая уже показывает целостность мировоззрения моего друга, ставшего к тому временем, благодаря Интернет, подлинно фольклорным типажом.
В этой книге вы не найдете шуток ниже пояса, потому что самое смешное, как и самое трагичное, у людей находится в голове. «Смех – это внутренняя свобода», – именно это мудрое изречение древних вело по жизни вольного философа Ландауна. Я надеюсь, что и вас тоже.
Мимо шёл Ландаун
Странности мировой экономики
В телевизоре шестеро политологов обсуждали глобальные проблемы.
– В США (а, следовательно, и во всём мире) реально присутствуют в экономике только 20% населения. Остальные – это как бы люди третьего сорта. Они заняты, чтобы быть заняты. Если их изъять, экономический механизм будет продолжать функционировать.
– Ребята, – постучал Ландаун по телевизору, – моя соседка по даче, баба Валя – она живёт в саду летом, и от сада зимой. И ещё дочку с зятем прикармливает, да со внуками. Вот если изъять из мира всех на свете политологов, меня, президентов Обаму, Медведева и Саркози со всем госаппаратом, армией и электричеством, – она без нас проживёт. Значит ли это, что мы люди третьего сорта?
– Мне кажется, – заметил ведущий, – что в этом контексте само понятие глобальности оказалось несколько ущербным. Если глобальность не включает бабу Валю – выходит, она не глобальна?
Никто ему не ответил.
А баба Валя ругалась с дочерью:
– Лучше я им сказки буду рассказывать, чем эти мультики смотреть.
– И чем твои сказки лучше?
– Американцы сначала убивали индейцев, так?
– Так.
– Но всех не убьёшь. Потом они их спаивали, так?
– Так.
– Но не все спились. Тогда американцы решили их просвещать. Их сказки и мифы объявили вымыслом, свою веру и науку – правдой. И индейцы вымерли.
Баба Валя была