3 ноября. Такое чувство, что я что-то недорассказала тебе. В голове это копится, копится, но сказать всё это мне некому. Только не жалей меня, ты знаешь, я это ненавижу.
Я знаю, все заканчивается тем, чем началось. Рождение и смерть так похожи, как сон и то, что мы подразумеваем как жизнь. Мы скоро к чему-то придем. Для кого-то это будет победа, окончание войны, но это станет просто прежней пустотой, с которой все и началось. Все будто станет прежним (да, будто), но те, кого затронула война, так и останутся в ней, в этом задымленном временном интервале, храня её против воли в своих мыслях и сердцах. Мы просто станем притворяться прежними, будем пить чай и носить белые перчатки, но все это будет оправданием, вот, мол, всё теперь по-прежнему, мир. И смысла в этом нет.
Письмо от 20 ноября, 1917г
Каждый день я читаю газеты, Тедди. Там скачут, то и дело, из строки в строку, одни и те же слова: «Битва при Аррасе была… Первая мировая война…»
Родители написали мне, что решили уехать.
Эвакуация стала для многих тем самым оправданием. Они ропщут о безопасности, распихивая по корсетам украшения, а по потайным карманам серебряные чайные ложки. Говорят о смелости солдат, сами сбегая чуть что, как крысы с тонущего корабля. Да здравствует смелость солдат, ибо вся трусость переселилась в душонки перепудренных леди и сачкующих джентльменов. О, как я зла. Над городом летают вражьи дирижабли, все разбегаются по норам, спасаясь. Я сижу в душной, отдаленной от тебя комнате. Я далеко от города, я в тылу. Мы все далеко от войны, а она грохочет совсем рядом. Спросишь, отчего я злюсь? Да потому, что ты там! Ты в опасности. А я схожу здесь с ума! Все спасаются, а ты… Зачем ты уехал? Зачем? Тедди!
Мы выхаживаем солдат, но они умирают. Ты думаешь, я залечиваю их раны? Боже, да они почти все едва живы, едва! А медикаментов почти не осталось, только в пригороде. Я говорю с ними, читаю им, мысленно называя их твоим именем. Укрываю их одеялами, кормлю и мою. Они – это ниточки к тебе. Но смерть обрывает эти нити к тебе. И тогда ты снова совсем далеко.
Пора задуть свечу и лечь спать. Тебе ведь не холодно?..
Письмо от 24 ноября, 1917г
Это утро окрасилось для меня серо-зелёными цветами ностальгии по детству. Помнишь, Тедди, одно время, на Васильковой улице жила мисс Аркетт? Та пожилая леди (уже тогда пожилая), уехавшая в Девон. О, ты не представляешь моего удивления, когда я встретила ее, переходя железную дорогу.
Уставшая от бессонной ночи (с молодыми леди это бывает, не переживай, Тедди), я не стала нанимать экипаж и пошла пешком. Я шла вперед и вперед, погруженная в свои мысли, видя перед собой унылую дорогу и поля своей шляпки, которая как всегда сидела на моей беспокойной голове чуть криво.
Мисс Аркетт, как выяснилось из последующего разговора, с вокзала, невзирая на тяжелый чемодан, заехала в почтамт, чтобы посмотреть новые списки погибших. Сказала, на фронте ее племянник. Джордж или Джефф, я забыла.
Окраина,