руку. Меня бросало то в жар, то в холод, словно от Сиднея шел электрический ток, словно он подключился прямо к моим нервам.
Не может быть, чтобы он никогда раньше меня не касался. Мы несколько лет просидели рядом. Я знала ямочку у него на затылке, привычку складывать руки. Но мне показалось, что мы коснулись друг друга впервые.
Биение сердца отдавалось в кончиках пальцев.
Всадница проскакала через яблоневый сад и очутилась в огороде. Спрыгнув с лошади, она двинулась к нам, ведя животное за собой и аккуратно ступая между грядками салата. Я считала вдохи, чтобы успокоиться. Мы с Сиднеем сплелись пальцами и крепко держались друг за друга.
Дойдя до козьего загона, Лебединая Всадница перекинула поводья и накачала воды в поилку. Лошадь опустила голову и стала пить. Всадница легонько потрепала ее и на мгновение задержалась, потупившись. Солнечный свет плясал на алюминии и на блестящих перьях ее крыльев, словно тело била дрожь.
Затем она выпрямилась и пошла к главным дверям здания, пропав из виду.
В комнате повисло молчание, заполненное одной не слишком удачной аллюзией.
Я набрала воздуха и подняла подбородок. Я могу. Лебединая Всадница назовет меня по имени, и я пойду с ней. Выйду как подобает.
А вдруг – я обнаружила внутри клочок даже не то чтобы надежды, а сомнения – вдруг это не мы с Сиднеем? В мире есть и другие конфликты. Всегда есть Грего. Этнические раздоры в Прибалтике всегда грозили вот-вот перелиться через край, и Грего всю жизнь провел в страхе. Есть Грего, есть малыши в других классах, дети со всего мира. Жутко на это надеяться, но…
Мы услышали шаги.
Сидней чуть не ломал мне костяшки пальцев. Стиснутая рука пульсировала, но я не убирала ее.
Дверь откатилась в сторону.
На секунду я укрепилась в своих сомнениях, потому что за ней оказался всего лишь наш аббат, который медленно вошел.
– Дети, – сказал он своим мягким тусклым голосом. – Боюсь, у меня плохие новости. Начался внутриамериканский конфликт. Конфедерация дельты Миссисипи объявила войну Теннесси и Кентукки.
– Что? – переспросил Сидней.
Его рука рванулась из моей.
У меня подпрыгнуло сердце. Голова закружилась, я ничего не видела, меня подташнивало от ликования. Умру не я, только Сидней. Я не умру. Один Сидней.
Он вскочил на ноги.
– Что? Вы уверены?
– Если бы я не был уверен, мистер Карлоу, я не принес бы вам это известие. – Аббат отошел в сторону.
За ним стояла Лебединая Всадница.
– Но отец… – сказал Сидней.
Решение об объявлении войны мог принять только его отец – и принять его, зная, что тем самым он отправляет сюда Лебединого Всадника.
– Но… Но он мой отец…
Всадница шагнула вперед, и ее крыло стукнулось о притолоку. Крылья закачались. Всадница ухватила ремень, которым они были привязаны. От плаща и от крыльев взвилась пыль.
– Дети перемирия, – произнесла она, и голос у нее дрогнул.
Меня пронзила ярость. Как она смеет быть неуклюжей, как она смеет