чего она, полностью утратив контроль над собой, не замечает.
– Мегрэ, вы можете приехать? Прямо сейчас? Смысла избегать бульвара Сен-Жермен уже нет никакого. Теперь уж все равно. В том случае, конечно, если у вас нет личных на то причин. Должен предупредить, приемная забита журналистами и телефон не смолкает. Я обещал дать пресс-конференцию в одиннадцать часов.
Мегрэ взглянул на часы.
– Я сейчас буду.
В дверь постучали. Комиссар не успел положить трубку, как с озабоченным видом вошел малыш Лапуан.
– Есть новости?
– Да.
– Что-то важное?
– Мне кажется, что да.
– Тогда бери шляпу и поехали. По дороге расскажешь.
Комиссар на секунду задержался у столика секретаря и попросил передать шефу, что на утреннем собрании его не будет. Во дворе он сразу направился к одной из маленьких черных машин судебной полиции.
– Садись за руль.
Когда они выехали на набережную, добавил:
– Рассказывай. Быстро.
– Я провел ночь в «Отеле де Берри», в снятой мною комнате.
– Пикемаль так и не появился?
– Нет. Зато на улице всю ночь дежурили люди из Службы безопасности.
Мегрэ знал, что так оно и будет. Это его больше не беспокоило.
– Я не хотел заходить в комнату к Пикемалю посреди ночи, потому что мне пришлось бы зажечь свет, который обязательно увидели бы с улицы. Поэтому я дождался рассвета и только потом обследовал квартиру более тщательно. В частности, перебрал книги и пролистал их. В одной из работ по политической экономике я нашел письмо. Судя по всему, его использовали как закладку.
Продолжая держаться за руль одной рукой, Лапуан вынул из кармана бумажник и протянул Мегрэ.
– В левом кармашке. Письмо на бланке с шапкой палаты депутатов.
Это был небольшой листок, из тех, которыми члены Палаты пользуются, чтобы писать друг другу служебные записки. На письме стояла дата: прошлый четверг. Почерк был мелким, небрежным, буквы налезали друг на друга, разобрать окончания слов было сложно.
Уважаемый,
спасибо за сообщение. Мне крайне интересна приведенная вами информация, я с удовольствием встречусь с вами около восьми часов в кафе «Круассан» на улице Монмартр. Прошу вас с этого момента ни с кем не обсуждать вышеупомянутый вопрос.
Подписи как таковой не было, просто нечитаемый росчерк, который мог означать любую букву алфавита.
– Полагаю, письмо от Жозефа Маскулена? – проворчал комиссар.
– Его. Я провел немало времени у приятеля, работающего стенографом в Палате. Ему знаком почерк почти всех депутатов. Достаточно было показать ему первую строчку письма и росчерк, как он узнал почерк Маскулена.
Они уже приехали на бульвар Сен-Жермен. Перед министерством было настоящее столпотворение. В основном машины журналистов. Мегрэ окинул взглядом тротуар напротив.