Из дверей гостиницы вдруг выскочил мальчишка – маленький, лет десяти, бросился к Михаилу. – Папа, всё в порядке?
Трамвай проехал мимо.
Михаил неловко обнял мальчика – я заметил, что он прижимает его к левому боку.
– Конечно, в порядке. Разве со мной может что-то случиться?
Я отвёл глаза. Ребёнок-кваzи. Какой ужас. Хуже не бывает.
А потом я посмотрел на них снова.
Мальчик был живой. Розовощёкий, раскрасневшийся, с любопытством смотревший на меня.
Я не прав. Бывает и хуже.
Но почему именно сегодня?
– Это Денис, мой новый напарник, – сказал Михаил. – Он хороший и живой.
– Привет, – сказал я. – Ну и пока! Спешу, дома ждут.
И нырнул в машину так позорно быстро, словно за мной гналась толпа восставших.
Дома я разулся, стягивая ботинки ногами – в руках был пластиковый пакет из супермаркета. Прошёл на кухню, оставляя на полу влажные следы, носки пропотели за день. Сел за стол, привалился к стене, достал из пакета бутылку водки. Свернул крышку и глотнул прямо из горла.
Жидкое забвение потекло по телу.
Я сидел и смотрел на стену напротив. На фотографию, где Оля стояла у окна, держа на руках младенца. До апокалипсиса оставалось три месяца, Оля улыбалась, и мой девятимесячный сын улыбался тоже.
– Вот ведь как бывает, – сказал я и сделал ещё один глоток.
В пустой квартире не было никого, чтобы мне ответить. Да я и не ждал. Я прекрасно научился говорить сам с собой за десять лет.
Жизнь тем и хороша, что один собеседник у тебя всегда найдётся.
Глава вторая
Небо и ветер
В июне месяце в Москву всегда приходит буря. Несколько раз подступает к городу, заставляя метеорологов объявлять штормовое предупреждение, и развеивается.
А потом накатывает в полную силу.
Не знаю, собиралась ли буря разыграться сегодня или просто играла с городом. Но ветер дул нешуточный. По небу неслись плотные низкие облака, полные воды, но пока ещё не пролилось ни дождинки.
– Я сам пойду, – сказал я Михаилу.
– Почему не вместе? – поинтересовался он.
– Справлюсь.
Мы стояли у мусоропровода, откуда вела дверь на маленький технический балкон. Двадцать первый этаж. Шестьдесят метров над землёй.
– Я не разобьюсь, если что, – напомнил Михаил, придержав меня за руку.
Я покрутил пальцем у виска.
– То есть разобьюсь, – признал Михаил. – Но выживу. В смысле – восстановлюсь. Со временем.
– Тогда мне чего бояться? – спросил я. – Разобьюсь – восстану – возвышусь. Делов-то.
– У тебя в завещании указана кремация, – сказал Михаил. – Не восстанешь.
– Тогда и биться не буду. Пусти!
– Но почему именно ты? Ты вчера много пил. Я чувствую запах.
– У тебя загар неправильный, – объяснил я. – Не надо им сейчас тебя видеть.
Михаил подумал и отпустил руку.
– Разумно. Иди.
Я толкнул