ранения многие нойоны, среди них были и киятские – оба брата Алтана, вышедшие по приказу Таргудая во второй поход. Гирмау погиб в битве, а Джучи привезли еще живого, но через несколько дней и он умер от глубокой раны копьем в спину.
От каждого куреня люди на бычьих санях и вьючных лошадях ездили в южную степь за погибшими сородичами. На местах сражений и по пути, где отступали борджигинские отряды, они собирали замерзшие тела братьев, отцов, сыновей. Ездили, превозмогая страх напороться на керуленских монголов – те тоже должны были забирать своих погибших, и встреча переполненных отчаянием людей в открытой степи могла закончиться новыми схватками и убийствами. Велик был страх у людей, однако иного выбора не было, надо было как-нибудь переправлять погибших к предкам, чтобы души их не бродили по земле неприкаянными, не маялись и не тревожили соплеменников.
Прибыв на место, подолгу искали своих, бродя по обширным склонам и низинам. За многие дни в открытой степи тела воинов были заметены снегом, изуродованы птицами и зверями, лица их были исклеваны, изгрызаны до костей.
Находили своих иногда лишь по приметам, по старым шрамам и родинкам и, привезя, рыли на древних могильниках, где лежали кости их предков, мерзлую землю, хоронили. Нойоны и те, кто побогаче, забивали и клали в ямы вместе с умершими заседланных боевых коней в богато украшенных сбруях, разное оружие и снаряжение, арзу и хорзу в больших бурдюках, обставляли покойных горшками с жирным мясом и другой едой. Бедные отправляли своих в другой мир без коней, положив с ними лишь кое-какое оружие и потом, через шаманов, обращались к духам предков с мольбой наделить их всем нужным на том свете.
Из куреня рода аруладов, зимовавшего в низовье реки Арангата, тоже ездили за погибшими, но привезли не всех. Двое стариков не увидели среди покойников своих сыновей и подступили к пожилому сотнику, водившему подводы на юг.
– Где наши дети? – спрашивал сгорбленный годами пятидесятилетний Халан, бывший нукер старого вождя. – Почему не привез?
– Я всех привез, кого нашли, – отмахнулся тот. – Кто их знает, может, убежали, где-то еще бродят живые.
– Ты не болтай того, чего сам не знаешь! – оскорбленно вспылил Халан, старчески сипло напрягая голос. – Если нет в живых, значит, погиб, а убежать в сторону, бросив сородичей, мой сын не мог.
– Да вы хорошо ли смотрели там? – допытывался другой старик, одноглазый Гулгэн, лошадиный лекарь. – Или вскачь пронеслись туда и обратно, лишь бы перед народом оправдаться?
– Если не верите мне, езжайте сами! – отрезал сотник. – Я перед вами не в ответе, я перед нойоном ответ держу.
В ночь собрались Халан и Гулгэн, оседлали коней, взяли по заводному коню с вьючными седлами и тронулись в путь. Путь держали на верховье Шууса – где-то там, сказали им, видели их сыновей в последний раз.
Небо было беззвездно, еще с вечера его обложило тучами, но старики были бывалые, чутьем угадывали дорогу. Торопясь, размашистой рысью покрывали они длинное