смазывание нужных шестеренок отнюдь не заканчивалось. Братья понимали, что обязательно должны учесть и интересы патрициев, в особенности Доменико Цорци, который читал все и знал всех; с потрясающим изяществом и ловкостью он неизменно добивался своего в сенате, обеспечивая льготы и таможенные послабления для тех, кому покровительствовал. Братья не могли рассчитывать на его поддержку, которую он безвозмездно оказал им на первом этапе, как на нечто само собой разумеющееся.
Чтобы найти подходящую краску для печати, Иоганн и Венделин обошли студии всех художников в поисках формовочной краски, вареного льняного масла, скипидара, греческой смолы, марказита, киновари, канифоли, жидких и твердых лаков, купоросного масла и шеллака. Они покупали вино у виноторговцев, чтобы разбавлять им чернильные орешки, и деревянные палки у falegnami[63], чтобы размешивать свои черные составы. Они наняли высокооплачиваемого составителя красок; его рецепты имели жизненно важное значение для успеха их печатных страниц, на которых буквы будут летать перед глазами, словно подбрасываемые в воздух силой одной лишь мысли.
Для художественного моделирования и отливки шрифтов они подрядили граверов и мастеров работы по металлу, таких как Морто, обладающих твердой рукой и фантазией для ваяния букв в зеркальном отображении на концах закаленных стальных штамповальных прессов.
Они отыскали опытного ювелира, который согласился работать compositore[64]. В его задачу входило складывать маленькие буковки в единую последовательность, готовую для оттиска на бумаге. Он был мастером своего дела, но на всякий случай они наняли заодно и корректора, чтобы тот потихоньку проверял его работу. Братья лично обучали операторов – torculatori – работе на печатном станке. Для того чтобы наносить на формы краску, они подрядили студентов и учителей-неудачников.
Венделин и Иоганн наняли ремесленников из монастырских scriptorie[65] и монахинь, чтобы те вручную разукрашивали печатные страницы, ведь они, обладая нежными и ловкими руками, обходились дешевле своих коллег-мужчин и, уж конечно, оказались куда сговорчивее некоторых высокомерных и заносчивых писцов. Последние не желали понимать, что дни их величия сочтены, и по-прежнему презрительно насмехались над типографами, искренне полагая их временным бедствием и чумой.
Венделин попробовал расспросить Фелиса и Бруно о Сант-Анджело ди Конторта.
– Ведь там живет твоя сестра, не так ли, Бруно? А монахини выделяют там буквы красным цветом, украшая манускрипты?
Фелис засмеялся, а Бруно покраснел и опустил глаза.
– Нет, сэр, полагаю, они проявляют куда большее искусство в обращении с иголкой.
– Ах, какая жалость, – вздохнул Венделин.
Фелис самодовольно ухмыльнулся, и в глазах у него заплясали озорные огоньки. Венделин охотно продолжил бы допытываться, но он видел, что эта тема неприятна Бруно, и потому занялся более насущными вопросами.
Братья