записей, дат и пометок был понятен только лишь моей маме.
«Мама, помоги мне. С чего начать? С этого психиатра? Есть ли какой-то тайный смысл в том, что я, открыв записную книжку наугад на букве “М”, наткнулась именно на него? Доктор Монтальво…» Визиты к психиатру тяжело сказались на нашем семейном бюджете, поскольку мама в те времена еще не работала. Как бы там ни было, мне нужно было с чего-то начать. Если я поговорю с этим психиатром, то, по крайней мере, узнаю из уст авторитетного человека, как правильнее поступить – попытаться разыскать мою сестру в надежде на то, что она и в самом деле осталась жива, или же отдать предпочтение позиции, которую занял отец.
Мама, по-моему, посещала психиатра в течение двух лет. Поначалу она ходила к нему довольно часто, затем – один раз в месяц, причем всегда по четвергам во второй половине дня, после того как мы приходили из школы. Иногда за нами присматривала соседская девочка, которая была на два или три года старше меня. Мама приводила себя в порядок и, прежде чем выйти из дому, в последний раз долго смотрела на себя в зеркало, словно перебирая в уме все то плохое, о чем ей предстояло рассказать врачу. Ее лицо при этом мрачнело.
Я, долго не раздумывая, позвонила в консультацию, мысленно молясь о том, чтобы нужный мне психиатр уже вернулся из отпуска. Оказалось, что он вернулся, но прием у него уже расписан на два месяца вперед. Как я ни старалась, мне не удалось убедить бесчувственную секретаршу, что мой случай не терпит отлагательств. Два месяца! В другое время я сочла бы это не таким уж и большим сроком, но в ситуации, в которой оказалась мама, они показались мне вечностью. Я не могла позволить, чтобы кто-то навязывал мне свой ритм. Мама отзывалась о докторе Монтальво как о человеке, который знает, что такое жизнь, пока не перестала ходить к нему – наверняка из‑за нехватки средств – и не перестала его упоминать.
В тот же день в четыре часа, то есть еще до того, как начнется время приема, я приехала в консультацию. На небе сияло яркое и жаркое солнце. Консультация располагалась на улице Генерала Диаса Порлиера. На этаже, где она находилась, пол был выложен натертым до блеска и поскрипывающим под ногами паркетом. Не было слышно ни шума, ни чьего-либо дыхания: тишину нарушал лишь шелест страниц журнала, который листала секретарша. Я сказала, что мне очень срочно нужно поговорить с доктором, и она, посмотрев на меня с насмешливой улыбкой, ответила, что к таким ухищрениям обычно прибегают те, кто хочет попасть к нему на прием без предварительной записи. Я сказала, что пыталась записаться на прием и что никак не могу ждать целых два месяца. Эти мои слова влетели ей в одно ухо и вылетели в другое. Она, видимо, уже привыкла чувствовать отчаяние в голосе посетителей, однако мне, чтобы добраться до этой консультации, пришлось ехать на автобусе и с двумя пересадками на метро, поэтому я не собиралась уходить отсюда ни с чем.
– Вы, по крайней