вот-вот предстоит пережить.
– Как она выступила? – спросила бабушка у преподавательницы с такой надеждой в голосе, что мне захотелось умереть от стыда.
– Хорошо, – коротко ответила мадам Николетта. Потом она обхватила меня за плечи, и я, оказавшись среди ее браслетов и складок шали, вдруг почувствовала себя в безопасности и облегченно вздохнула. – Самое главное – это усилия, которые эти девочки приложили в течение прошедших лет. Они пойдут им на пользу и останутся с ними на всю жизнь.
У бабушки Лили исказилось лицо, помрачнел взгляд, перестали блестеть глаза и исчез румянец на щеках. Она достала носовой платок и вытерла пот на лице – осторожно, капельку за капелькой, чтобы не испортить макияж. Она начала осознавать, что все ее мечты пошли прахом.
Бабушка Лили скрестила руки на груди и молча стояла с серьезным видом до тех пор, пока на двери аудитории не вывесили лист бумаги. К нему тут же подошли и Лили, и Николетта, и все другие девочки со своими мамами. В списке не было только моей фамилии.
Моя бабушка пошла прочь, чувствуя себя раздавленной и стараясь не встречаться взглядом с другими людьми. Я, даже не успев поздравить подружек, поплелась вслед за ней. Преподавательница принялась разговаривать о чем-то с сияющими матерями талантливых юных балерин, бросив, наверное, взгляд-другой мне вслед.
– Я знаю, почему она не хотела приводить тебя сюда, – сердито сказала Лили, когда мы сели в автомобиль и пристегнулись ремнями безопасности. – Ей хотелось протолкнуть своих любимиц.
– Они способнее меня, бабушка. Они более гибкие, и слух у них лучше.
– Больше мне такого не говори, поняла? Это все махинации. – Бабушка вела машину очень небрежно, почти не глядя на дорогу. – Столько лет усилий, поездок на эти твои занятия, столько уговоров, столько изношенных балетных тапочек, столько надежд – и вот тебе результат.
– Бабушка, пожалуйста, не огорчайся, я снова попытаюсь в следующем году.
– В следующем году ты будешь уже слишком взрослой, и тебя точно не примут. Ты туда не поступила – все, точка. И больше не называй меня бабушкой, – сказала Лили, поворачивая голову ко мне с таким выражением лица, что мне захотелось, чтобы мы врезались в дерево и все мои мучения закончились навсегда.
13. Вероника и «роковая женщина»
Мне не раз и не два приходило в голову, что нужно бы позвонить Анне – «той, у которой есть собака», – рассказать, что мама находится в больнице, и попросить сходить ее навестить. Приход Анны наверняка был бы маме в радость. Раз врачи сказали, что ее выздоровление процентов на пятьдесят зависит от душевного состояния и веры в то, что все будет хорошо, следовало распределить эти пятьдесят процентов между мной, отцом и Анной. Бабушки и дедушки были не в счет: мама не хотела их видеть. Однако мне так и не пришлось звонить Анне: