нажал кнопку первого этажа.
Какое-то мгновение лифт стоял на месте, а затем тяжело пошел вниз. Войтовский посмотрел в глаза собаке, которая ответила ему преданным взглядом. Через несколько секунд поводок затянулся на ноге у старика тугой петлей и, увлекаемый лифтом, потянул его к потолку вместе с собакой. Испуганный пенсионер и охнуть не успел, как перевернулся вверх ногами и повис в воздухе. Энга жалобно заскулила, поднялась на задние лапы и попыталась вырваться. Овчарка судорожно скребла лапами по двери, а ее хозяин пробовал сделать нечто вроде «сальто-мортале», чтобы освободить свою ногу. Но старческих сил явно не хватило. Неожиданно лифт приостановился, и в ту же минуту жгучая боль пронзила Войтовского от пятки до поясницы. Через секунду поводок лопнул у самого основания пластмассовой ручки, и Григорий Петрович вместе со своей собакой рухнули на пол.
Когда лифт остановился на первом этаже, и его дверцы открылись, Войтовский с разбитым носом и окровавленной губой сидел на полу и бережно прижимал к себе Энгу. Шея собаки была окровавлена, и она хрипло дышала. На глазах у Войтовского блестели слёзы. Он гладил собаку по голове и непрерывно приговаривал:
– Энга, хорошая ты моя. Как же ты меня напугала!
В тот момент к лифту лениво-уставшей походкой подошла толстая тетка без возраста с распаренной рожей, вместо лица. На её лопоухой голове, похожей на кастрюлю с большими ручками, в разные стороны торчали кудрявые волосы, сожженные перекисью водорода. В крупных руках мотались авоськи с продуктами и допотопный ридикюль. Низко свисали большие рыхлые груди, помещенные в бюстгальтер-парашют. Ещё ниже болтался мамон в сплошных складках. Отекшие ноги вообще напоминали промышленные канализационные трубы. Всё это богатство пряталось за полупрозрачным сарафаном голубенькой расцветки. Тётка пренебрежительно осмотрела Войтовского и дергающимися губами заговорила, проглатывая промежутки между словами:
– Надо же, с таконого спозаранку уже умудрилси зеньки своеныя позалить. Морда бесстыжая, а ещё вона медалей понацеплял. Небося и на войне-то не был, пьянь подзаборная! И не стыдно, главное. А ну-ка, едрит твою налево, выметайся из лифта вместе со своеным кобелём ко всем чертям!
Григорий Петрович, словно не видя и не слыша возмущений оголтелой тётки, медленно встал и нажал кнопку своего этажа. Двери закрылись, лифт тронулся вверх, а с площадки первого этажа, где пахло хлоркой и прокисшей тряпкой, доносилось:
– Паразит, скотина безрогая, штоб тебе поносом всю жизть срать, змеюка ползучая, гад недодавленный…
Посреди комнаты на полу лежала Энга с печальными глазами. Ее шея была забинтована, но сквозь повязку уже просочилась кровь. Что касается Григория Петровича, то он стоял у окна в трусах и рубашке. В руках Войтовский держал брюки, с которых смахивал щёткой грязь. Праздничный пиджак с медалями висел на вешалке,