Однако люди – известное дело, на всякий роток не накинешь платок – знай спрашивали да спрашивали. А когда тебя спрашивают – ври как угодно, но не молчи, иначе обидятся. Так что Коренга волей-неволей солгал раз, другой… и за время дальней дороги даже начал получать от этого удовольствие. Придумывал очередную небывальщину и словно приоткрывал дверь в какую-то иную жизнь, которую при других обстоятельствах мог бы прожить, но вот не довелось.
Одного жаль: во всех этих вымышленных жизнях он так и оставался безногим.
Для начала он таинственно огляделся по сторонам.
– Знай же, – сказал он. – Еду я избывать срам неизбывный…
– Срам? – шёпотом всполошилась она. – Да как же это?
– Два года назад, – принялся он рассказывать, – у нас дома прослышали, что в соседнем роду подросла девушка-славница, новая невеста. И отправились мы с моим батюшкой просить у той славницы для меня бус…
Если басенка[18] придётся по душе милой девчушке, она, может быть, спросит, как его звать, и станет он для неё уже не просто очередным «гостем желанным» без имени и лица. Отныне он будет настоящим добрым знакомцем. Полудру́жьем, которого она сможет время от времени вспоминать. И признать, когда он вернётся. А уж если в ответ и она пожелает сказать ему, как зовут её люди, это прозвание он увезёт с собой, словно награду…
От приятных размышлений Коренгу отвлёк хриплый лай, близившийся по улице. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть всё того же Шаняву, входившего в распахнутые ворота. Дородный сольвенн вёл на верёвке здоровущего пса, не иначе взятого прямо с цепи… на которой, судя по кривоватым задним ногам, зверюга так отродясь и сидел. То есть ещё кто из двоих кого вёл. Кобель рвался вперёд, с рыком прядал вправо и влево, распугивая народ, Шанява едва его сдерживал и шёл слишком быстро для себя, чуть ли не вприпрыжку бежал. Провожаемый сердитыми криками прохожих, он стремился во дворик «Утреннего улова». Цепняк между тем завидел соперника и, свирепо хрипя, давился в ошейнике, отросшие когти выдирали щепки из мостовой.
Кухта сразу вскочил, подхватил мису с недоеденным хлёбовом[19] и кинулся в дверь. Благо та была близко. Торон уже стоял на ногах, выпрямившись и насторожив уши, хвост воинственно гулял туда-сюда.
– Цыц! – коротко приказал Коренга.
Кобель так же коротко покосился на него, словно кивнув: дескать, слышу, хозяин…
…А дальше всё произошло гораздо быстрей, чем можно про то рассказать.
Юная стряпуха подхватилась на ноги и, раскидывая руки, бесстрашно побежала навстречу Шаняве.
– Ты куда? Держи его, держи, подерутся ведь!..
Знать бы ей, что Шанява именно за этим сюда и пожаловал. Злой пёс на неё большого внимания не обратил. Зато Шанява с разлёту не то ударил, не то оттолкнул:
– Ты-то, дура, прочь с дороги пошла…
Силы в дородном мужике было немерено, а и много ли её надо против девчушки? Отлетела, с глухим стуком ударилась головой о забор.
И сползла, подломившись в коленках.
– Атата́!.. –