«мадам».
Миссис Б. загадочно улыбалась, покачивая головой на длинной тонкой шее.
– Там и сям, – отвечала она. – Там и сям.
Надо отдать ей должное: миссис Б. разглядела в Аде труженицу, а также девушку с честолюбием и талантом. А поскольку Ада еще и правильно выговаривала «х», без простонародного придыхххания, ее сделали витриной мастерской, живым манекеном мадам Дюшан, и молодые светские дамы начали все чаще обращаться к Аде за фасонами платьев в обход миссис Б., чье лицо и талия с каждым днем становились все более расплывчатыми.
– Мадемуазель, – говорила ей миссис Б., – примерьте вечернее платье.
– Эпонжевое, мадам?
Полночная синь и американская пройма. Втянув живот, походкой заправской манекенщицы Ада пересекала комнату, порывисто разворачивалась, приковывая взгляд к своей обнаженной спине, к игре ткани, пробегавшей мягкими волнами по ее фигуре, а затем по подолу, что заканчивался шлейфом. После чего делала второй круг и улыбалась.
– Теперь шифоновое.
Волшебная паутина на подкладке из тафты, устричные раковины и жемчуг, сияние драгоценных камней. Ада наслаждалась тем, как одежда меняет ее. Она становилась то огнем, то водой, воздухом или землей. Стихийная. Естественная. Такой она и была на самом деле. Поднимала руки, словно желая обнять небо, и ткань колыхалась будто под легчайшим бризом; затем приседала в глубоком реверансе, а когда выпрямлялась, казалось, что ее тело распускается бутоном, каждый член – нежный лепесток, который хотелось потрогать.
Она была объектом восхищения, живой скульптурой, произведением искусства. И одновременно творцом. Улыбаясь, Ада говорила:
– Но если подсобрать здесь иди сделать складку тут, тогда – вуаля.
Взмах длинных тонких пальцев, новое словечко вуаля для посвященных – и Ада слегка подправляла изобретение миссис Б., делая его более современным, более желанным. Ада знала, что миссис Б. ценит ее, признавая за ней сноровку и вкус, а также умение занимать клиенток приятным беспечным разговором – спасибо придирчивой мисс Скиннер.
– Если кроить по косой, – предлагала она клиентке, вытягивая платье по диагонали, – видите, как ложится ткань, как на греческой богине.
Ткань наискось перерезала грудь, оголяя плечо, ни дать ни взять русалка, горделиво выныривающая из шифонового моря.
– Нон, нон, нон, – цокнув языком, перебивала по-французски миссис Б., когда Ада преступала границы приличия. – Так не годится, мадемуазель. Платье не для будуара, но для бала. Декорум, декорум. – Затем, обернувшись к клиентке: – Мисс Воан чуть-чуть недостает опыта, она немного наивна в том, что касается светских тонкостей.
Может, Ада и была неопытным подмастерьем, но она изрядно поспособствовала известности мадам Дюшан, модистки с Дувр-стрит, и надеялась, что придет день, когда из ценных работников ее повысят до совладелицы мастерской. Она обзавелась респектабельной клиентурой. Она выделялась талантом, а крой в сочетании с изысканностью