ум усох.
…Лицо её – ласковый циферблат…
а кудри – пружинки из тех часов.
Жена
(песенка)
Лежать на камне было горячо…
А мы – везде носы свои совали
и не хотели быть нигде ещё,
помимо рая Лауттасаари.
Сиянием идей начинены,
маячили мы символами солнца
во славу материнства и отцовства, —
и не хотелось жить ничем иным…
Почти босые, минимум одёжек…
Я вижу нас в объятиях лучей;
ты ищешь – и я верю, ты найдёшь их! —
колечки (подойдут и от ключей)…
Я помню: как мальчишка, сложена,
ты выйти из воды не хочешь, я же
могу весь день лежать на этом пляже! —
и ты пока мне вовсе не нужна,
моя десятилетняя жена…
Родители приехали пахать,
а мы… недавно было нам по девять.
Обречены на зонт из лопуха,
на колу и на вечное «что делать?»…
На ловкость оголтелых босяков…
На дар иметь – не трогая руками…
Моих не помня Старых Васюков —
и твой забыв, конечно, Красный Камень.
…Я вижу нас: малы и велики,
по-своему мы ловимся на чудо! —
сбежав на пляж как будто ниоткуда…
Она плетёт обоим нам венки…
Хлеб сух, но колбаса ещё жирна…
Мы – вроде птиц: не сеем, но имеем
всё-то, что и ценить-то не умеем!
И счастлив я – и счастлива она,
моя десятилетняя жена!
Уже и шурави в Афганистан
вошли, и отцвела олимпиада…
но здесь-то – ни команды «по местам»,
ни смерти, ни придуманного ада.
И ты – не деловая колбаса,
и я ещё не лодырь и бездельник…
Играя в дочки-матери, без денег,
мы проживаем век за полчаса.
А сосны – будто стрелы Гименея!
Залив – мираж зеркального стола!
…Я знаю, эта песенка стара:
мол, раньше было лучше и милее,
но что с того! – когда, отражена
в иллюзии не хуже взрослой музы,
плетёшь ты нам игрушечные узы,
моя десятилетняя жена…
И дольше века длится время сна.
Циничное
«Ты всегда погружаешься в вальс этой яви, скрываясь,
я – скольжу по поверхности, слишком уж не зарываясь:
полнота простоты юбер аллес, конечно, и всё же —
ты прекрасно сама по себе эту ношу несёшь, и…
и тебе, видно, прошлые беды надёжно привиты;
дальновидно, на подступах, ужас убогой любви ты
и предвидишь, и сразу всё душишь, естественно: лучше
всё оставить как есть на нехоженом щебне Алушты…»
Горизонт заслоняют чащобы столетних пижм,
крокодил подбирается к солнцу, а мы всё пишем.
И забот-то других не имеем… Семья, работа —
не для нас это…
«А для кого же?»
Ну…