в лесу западнее Плесси-ле-Тура на всякий крайний случай с запасными лошадьми. Вот мы и пригодились.
Теперь лови, парень, разрыв шаблона.
– Хочешь быть свободным?
И вот тут уже он меня удивил, порвав все мои шаблоны.
– Нет, сир. На свободе я умру от голода. Или подамся в разбойники, и меня повесят. Лучше буду у вас в кнехтах. По сравнению со свободными простецами кнехт в войске конде* – большой господин. Хоть и раб.
И тут я решился. Была не была. Все одно пора действовать. Завтра уже может быть поздно.
– Ты тайны хранить умеешь?
Паренек спокойно и с достоинством ответил:
– Да, сир.
– И какие тайны ты хранишь?
– Если я вам о них сейчас поведаю, сир, то они перестанут быть тайнами, и окажется, что я их не умею хранить.
Вот так вот. Браво! Раб! В лицо «государю»! Ой, мама, роди меня обратно. Куда я попал?
– Хорошо. Тогда скажи: стоит ли мне доверить тебе свою тайну? Страшную тайну, которая тебя может как возвысить, так и погубить.
Микал промолчал. А я его в этом еще и простимулировал.
– Не торопись отвечать. Все взвесь сначала. Ты же умный мальчик. Могу гарантировать только одно: если решишь все оставить как есть, то для тебя все и останется, как и было. В противном же случае в твоей судьбе произойдут большие перемены. Замени факел, за это время все и обдумаешь.
Микал ушел, и я снова остался в одиночестве. Черт возьми, это – попадалово. Читал книжки про такое, примерял на себя, естественно, но в моих думках все проходило в той истории, которую я хорошо знал. А вот теперь как выгребать? «Ничто не выдавало в Штирлице русского разведчика, кроме буденовки и волочащегося за ним парашюта».
Вернулся Микал. Один. Принес с собой три готовых к запалке факела.
Заменил прогоревший факел на новый. Его лицо при этом хорошо осветилось. Это гут.
Потом он встал на колени и сказал, глядя мне прямо в глаза:
– Располагайте мной, сир, так, как посчитаете нужным. Я готов принять вашу тайну и хранить ее ото всех. Не выдать ее даже под пытками.
Глаз не отводит. Это хороший признак.
– Под пытками, говоришь? – усомнился я. – Пытки тоже разные бывают. Видел я людей, которых не сломила невыносимая боль, но ломала угроза потери бессмертной души.
Боже, что за хрень я несу…
– Я ваш, сир, душой и телом. Иисус Христос тому порукой и Отец Дружин*.
Он торопливо перекрестился.
– Мало, – сказал я. – Волосом* поклянись, что он лишит тебя мужской силы в случае твоего предательства.
В глазах мальчишки мелькнул даже не страх, а ужас.
– Откуда вам такое известно, сир? – даже не сказал, а торопливо выдохнул он.
– Для начала условимся, что вопросы здесь задаю я. Ну так как?
– И Волосом клянусь я, что буду верен вам и телом и душой, что жизнь моя и смерть моя принадлежат вам, сир.
– Теперь верю, – констатировал я ситуацию. – Посоветуй, кем тебя назначить, чтобы ты всегда был при моей персоне, а не в чьем-то копье. И главное, чтобы это