о том лете – и слюньки текут. Тогда ум еще не мешал мне жить. Но потом появилась эта последняя баба! Катенька. Щебетала сахарным голоском: «Давай рубашку постираю». Тогда и кончилась моя жизнь, а началась беспросветная дорога алкаша.
Восточный ветер разносил одинокие снежинки по белому простору, над лесом брезжил бледный рассвет. Мужчина с остервенением сплюнул через левое плечо.
– Это я о той Катеньке, что вчера провожала меня. Следы на ее лице – моя работа. Пришел пьяный, и тут началось. Старая песня. Катенька завела свою обычную канитель. А так как прекратить она уже не могла, я и врезал ей пару раз. Держала бы рот на замке, да помогла бы усталому мужику раздеться, да приготовила бы ужин – ан нет, все никак не научится. Я-то всегда пытаюсь ей объяснить что к чему, даже хвалю иногда, да только она не слушает, а включает свою сирену и орет, что мужики, мол, построили этот мир лишь для себя. И тогда злость берет свое, и я луплю ее, пока не замолчит. А если не помогает, то могу врезать кулаком прямо в морду. Нелегко мне это, не по душе мне бить ее, но почему-то именно этим всегда все заканчивается. Есть же и у меня право на свое мнение – я ли не хозяин в собственном доме, пусть и не так уж часто там бываю.
Мужчина тщательно взвешивал слова, ронял их размеренно. Девушка сосредоточилась на том, чтобы не слушать.
– Бытовая драма посреди ночи нагоняет тоску. Лишает радости жизни. Прошлой ночью ее кричащий запах, словно танк, взобрался на меня во сне. Даже мысль о ее выжженной до тла дырке заставляет меня блевать.
Вагон раскачивался из стороны в сторону, рука мужчины подпрыгивала, в уголке глаза появилась слеза. Он утер ее ребром ладони и закрыл глаза, затем откашлялся, выпрямил спину, набрал в легкие воздуха и с шумом выдохнул.
– Но всему есть предел. Я никогда не бью ее в коридоре нашей коммуналки, или на улице, или в конторе. Бью только в нашей комнате, не то явится милиция, а ее не жалую. Главное, чтобы сын не видел, все ж как никак его мать. Но теперь парень уже взрослый и сам учит свою невесту. Правда, мне это не нравится… Бей бабу молотом, будет баба золотом – так учили меня мужики, когда я был совсем еще пацаном. Этого правила я и держусь. Может, даже и чересчур.
Девушка смотрела то на пол, то на застывшее на краю неба облако. Такого русского мужика она никогда раньше не встречала. Или встречала, но не пожелала запомнить. Никто никогда не говорил с ней таким тоном. И все же было в нем что-то знакомое, в его наглости и развязности, в привычке тянуть слова, в улыбке, в его унизительно нежном взгляде.
– Катенька – типичная русская баба, жестокая, но справедливая. Она работает, заботится о доме и детях и может вытерпеть что угодно. Мы просто по-разному смотрим на многие вещи. Взять, к примеру, мою мать-старушку. Все мы живем бок о бок в одной коммуналке, и по мне так это просто замечательно, что Катенька может кормить мою мать, ведь все равно готовит для себя и сына, присматривать за ней, скрашивать ее старость. Но не все так просто. Мы двадцать три года