то иногда приходилось ждать сутки и больше, пока от берега могли отойти буксиры за пассажирами и грузом.
Но нам, к счастью, повезло. Когда мы подошли к Дурбану, море было спокойным. Буксиры сразу же отчалили, ведя за собой вереницы плоскодонных шлюпок, и вскоре грузчики принялись со всего размаху швырять в них тюки с товаром: шерстью, посудой, мебелью, вином – все летело вниз в одну кучу. Стоя на палубе, я наблюдал, как вдребезги разбился ящик с четырьмя дюжинами шампанского и игристое вино брызнуло и запенилось на грязном дне плоскодонки.
Весь остаток плавания я размышлял о предложении сэра Генри Куртиса.
Поначалу мы вовсе не касались этого вопроса, хоть и проводили время вместе. Я развлекал джентльменов рассказами о своих африканских охотничьих приключениях, избегая привычных для нашего брата небылиц и преувеличений. Я считаю, что в этом нет никакого смысла. И без того есть о чем порассказать.
Наконец в один прекрасный январский день – в этих широтах январь самый жаркий месяц лета – наше судно подошло к Наталю и мы отправились вдоль его живописных берегов, рассчитывая к закату обогнуть Дурбанский мыс. Берег с красноватыми песчаными холмами и пятнами изумрудной зелени, среди которой прятались краали кафров, был поразительно красив. Однако природа близ Дурбана еще более живописна. Бурные дождевые потоки за многие века прорыли в холмах глубокие ущелья, и сверкающие на солнце реки сбегали по ним к морю; на фоне густых зарослей кустарников время от времени выделялись рощи хлебных деревьев и плантации сахарного тростника. Изредка среди буйной зелени вдруг показывалось небольшое белое строение, придавая уют открывавшемуся нашим взорам пейзажу. Возможно, все это вызывало лирические чувства только у меня – уж слишком долго я прожил в скудных диких и малонаселенных местах.
Но возвращаюсь к своему рассказу. Мои расчеты не оправдались: солнце давно уже село, когда мы бросили якорь неподалеку от Дурбанского мыса и услышали выстрел, извещающий жителей городка о прибытии почты из Англии. Ехать на берег было уже поздно; мы понаблюдали за тем, как грузят в спасательную шлюпку почту, и отправились ужинать, а потом снова вышли на палубу.
Яркая луна висела над берегом и морем – даже огонь берегового маяка казался блеклым отблеском в ее ослепительном свете. Дома на Берейской набережной были ярко освещены. С большого брига, стоявшего рядом с нами, доносились песни поднимавших якорь матросов, которые готовились выйти в море. Стояла тихая ночь, одна из тех, что нечасто бывают в Южной Африке.
Мы прошлись вдоль борта к кормовым надстройкам.
– Ну, мистер Квотермейн, – обратился ко мне сэр Генри после минутного молчания, – вы обдумали мое предложение?
– И что же вы решили? – в тон приятелю спросил капитан Гуд. – Надеюсь, вы примете участие в нашей экспедиции? Мы были бы счастливы, если бы вы дали согласие сопровождать нас не только до копей царя Соломона, но и…
Я наклонился через борт и стал выколачивать пепел из трубки;