из рабочих донесли: видели, как Матрёна тащила к пруду государственное добро. Дело обычное, дело привычное, суд скорый, но справедливый: за хищение госсобственности назначили девушке шесть лет отсидки.
Вышла Матрёна по амнистии в честь Победы, но около трёх лет ей пришлось валить лес в Вологодских лесах. Коротко стриженая, возмужавшая, она носила мужскую шапку, брюки и чёрную фуфайку. Николай молчал о Василии, их семье, а, главное, о сыне. Мотя хранила выдержку, чувствуя, что произошло непоправимое, намного страшнее, чем лагеря, в которых её держали.
– Мы потеряли связь с Геной… Михаил Семёнович получил новое назначение по службе, тихо и незаметно увёз в Германию жену и внука… Райсовет дал мне справку: всё по закону, через оформленное опекунство, в связи с гибелью на фронте отца и лишением права материнства Матрёны Ивановны, осужденной по статье… Дед стал мальчику за отца.
Потом Мотя слушала рассказ о смерти мамы, но почти не осознавала случившееся. Мальчик заполнил все клеточки её тела, долгих тысячу дней она мечтала прижать его к груди, поцеловать в макушку, взять за ладошку и идти по ромашковому лугу… Она сказала, наконец:
– Ах, мама-мама, прости меня, что не закрыла твои глаза, прости… Считай, и сына потеряла, как и тебя, навсегда.
Не плакала, вслух больше не вспоминала самых дорогих ей людей, вечером вышла навестить подругу с мясокомбината. Николай успел сказать в дверях:
– Не мудри, сестрёнка! Старого не вернёшь… Твой враг убит на фронте, а его собутыльника привезли из госпиталя без ног…
***
…Севка родился в августе, в день, когда американцы сбросили бомбу на Японию. Младший брат Чагиных – Валентин – привёз в год Победы санинструктора из госпиталя, где Дуся выхаживала его почти всё лето. Жить молодым негде, даже в домах частного сектора не нашлось угла для вернувшегося с войны инвалида с супругой. Николай разместил брата в сарае, благо начиналось душное лето, а Дусе, бывшей на сносях, выгородил в комнате угол 2х2 квадрата прямо на месте «мойдодыра». Умываться стали в кухонке или ходили в общий умывальник в коридоре.
Матрёна устроилась маляром в ремстройконтору, сказала, что скоро ей выделят комнату в общежитии. С маминого квадрата с самодельным диваном и узкой кроваткой переселилась в уголок, а брата с невесткой перевела за перегородку, в приличные условия проживания. На работу ходила в тех же брюках, фуфайке, только шапку поменяла на чёрную шаль. Молчаливая, замкнутая, она стала читать церковные книги, по воскресеньям отправлялась к заутреней в единственную на весь район действующую церковь. Подруг у неё не было, книги и молитвы занимали всё время.
Когда Дусю привезли из роддома, Мотя не отходила от неё, помогала неопытной мамаше, возилась с малышом, подмывала, пеленала, укачивала на руках, если он вдруг начинал капризничать. Но Севка – родился увольнем: поест, погукает и опять спит. Лицо