олжность профессора в Лейпцигском университете, открыв при его кафедре Музей античных древностей.
Египет неустанно манил Эберса как ученого. Он совершил в эту страну несколько экспедиций. Результатом первой из них стало большое исследование – «Древний Египет и книги Моисеевы», укрепившее авторитет молодого немецкого профессора в ученых кругах. Вторая поездка в Египет стала судьбоносной. Благодаря ей имя Эберса навсегда вошло в историю мировой культуры. В фиванском некрополе в Луксоре молодой ученый обнаружил древний манускрипт, относящийся к середине XVI века до нашей эры. Ныне этот документ известен как «папирус Эберса» и хранится в библиотеке Лейпцигского университета. Расшифровка этого загадочного манускрипта помогла разгадать многие тайны древнеегипетской медицины.
Георг Эберс был не только замечательным ученым, но и пылким пропагандистом античной литературы. Еще будучи студентом и учеником знаменитого профессора-египтолога Карла Рихарда Лепсиуса (1810–1884), Эберс, параллельно со своей исследовательской деятельностью, начал писать роман «Дочь фараона» (1864), который поначалу вызвал удивление, а потом и некоторое недоверие в научных кругах. За ним последовало еще одно сочинение из египетской истории – роман «Уарда». Эта книга была уже восторженно встречена как широкой публикой, так и учеными, которые признали полное соответствие бытовых и исторических деталей романа научным данным. Не забывая науку, Эберс увлекся творчеством и написал еще несколько романов из истории Древнего мира. Весь его так называемый «египетский цикл», состоящий из 12 книг, охватывает период со времен царствования Рамсеса II, начиная с середины XIV века, и доходит до нашей эры (середина VII века), периода становления арабского господства над Египтом.
Кроме того, писатель создал несколько интересных книг из истории жизни в средневековой Европе, таких как «Жена бургомистра», «Слово», «Барбара Бломберг», которые тоже были хорошо восприняты читающей публикой.
Отличительной особенностью всех художественных произведений Эберса является превосходная и во всех отношениях научно обоснованная реконструкция изображаемой им эпохи, все детали и факты которой всесторонне проанализированы и изучены. Писатель буквально вживался в интересующую его эпоху, прежде чем начинал наносить на ее фоне замысловатый узор своего романтического повествования. Книги Эберса очень познавательны, но, кроме того, в них присутствует увлекательный сюжет, они полны драматизма, интересных судеб и хорошо выписанных портретов не только выдуманных персонажей, но и реальных личностей.
«Уарда», «Император», «Серапис», «Иисус Навин», «Клеопатра». Эти и другие романы из древней истории по праву закрепили за Георгом Эберсом славу «германского Вальтера Скотта».
Владимир Мартов
«Дочь фараона» (Die ägyptische Königstochter, 1864)
«Уарда» (Uarda, 1877)
«Ведь я человек» (Homo sum, 1878)
«Сестры» (Die Schwestern, 1880)
«Император» (Der Kaiser, 1881)
«Вопрос» (Eine Frage, 1881)
«Жена бургомистра» (Die Frau Bürgemeisterin, 1882)
«Слово» (Ein Wort, 1882)
«Серапис» (Serapis, 1885)
«Невеста Нила» (Die Nilbraut, 1887)
«Гред» (Die Gred, 1889)
«Иисус Навин» (Josua, 1890)
«Тернистый путь. Каракалла» (Per aspera, 1892)
«Клеопатра» (Кleopatra, 1893)
«Барбара Бломберг» (Barbara Blomberg, 1896)
«Арахнея» (Arachne, 1897)
Книга первая
I
Предрассветный сумрак исчез. Первого декабря 129 года новой эры солнце показалось на небе как бы окутанное пеленой молочно-белых испарений, подымавшихся с моря. Было холодно.
Казий[1], гора средней высоты, стоит на приморской косе между южной Палестиной и Египтом; с севера она омывается морем, которое в тот день не сверкало, как обычно, ярким ультрамариновым светом. Дальние волны его отливали мрачной, черной синевой, ближайшие же отличались совершенно другим колоритом, переходившим в унылый серо-зеленый оттенок там, где они сливались со своими сестрами, соседними с горизонтом, словно пыльный дерн на темных полосах лавы.
Северо-восточный ветер, поднявшийся с восходом солнца, начал крепчать; млечно-белая пена показалась на гребнях волн, но эти волны не бились с бешенством о подошву горы; бесконечно длинной, плавной зыбью катились они к берегу медленно, точно тяжелый, расплавленный свинец. Порою все же от них отделялись легкие светлые брызги, когда их крыльями задевали чайки, которые, словно в страхе, метались туда и сюда и с пронзительным криком стаями носились над водой.
По тропинке, спускавшейся с гребня горы на равнину, медленно подвигались три путника. Но только один из них – старший, бородатый, который шел впереди, – обращал внимание на небо и на море, на чаек и на дикую долину внизу. Вот он остановился, и примеру его в тот же момент последовали его товарищи. Ландшафт у его ног, по-видимому, приковал его взгляды и оправдывал удивление, с которым он покачал своей слегка опущенной головой.