жалость
Я тебя за собой поманил,
А когда мы остались в гостиной,
На холодный паркет повалил
И услышал твой смех беспричинный.
Ускользая, как будто змея,
Ты в персидскую шаль замоталась
И отпрянула: «Я – не твоя!»
И подумал я: экая жалость!
Но в глазах прочитал я упрек.
Зазвенели браслеты и кольца.
Все одежды с тебя совлек
С неподвижным лицом комсомольца.
Я задул на камине свечу.
Ты в комок ожидания сжалась
И воскликнула: «Я не хочу!»
И подумал я: экая жалость!
И достал я тяжелую плеть
И вбивал я с улыбкой любезной.
В эту ночь ты должна умереть,
Так посмейся, мой ангел прелестный.
Ты, нагой Саломее сродни,
Со слезами бросалась на стены.
И услышал: «Распни же, распни
Эту плоть за былые измены».
Я словами тебя распинал,
Даже слуги на крики сбежались.
А когда я тебе все сказал,
Наши губы во тьме повстречались.
Ты со мной устремилась в полет,
Высоко поднимая колени.
Так мы встретили поздний восход
На греховной житейской арене.
Так неслись мы на всех парусах
В пируэте изысканной позы,
И, любуясь собой в зеркалах,
Навевала ты сладкие грезы.
Был мне голос – и нежен, и глух,
Я тебя не расслышал, и все же:
– До свиданья, любезный мой друг.
Как угодно. Простимся. О Боже!
Я тебя до ворот проводил.
А когда ты со мной расставалась,
Все твердила: «Ведь ты не любил! —
И добавила: – Экая жалость!»
Я вышла на Пикадилли
Лайме
Зачем вы меня забыли?
Зачем вам меня не жаль?
Я вышла на Пикадилли,
Набросив на плечи шаль.
Вы гладили ворот шубы
И, глядя в мои глаза,
Искали губами губы
И все, что искать нельзя.
По улице Пикадилли
Я шла, ускоряя шаг.
Когда меня вы любили,
Я делала все не так.
Всю ночь изнывали скрипки
И плавал сигарный дым.
Дарила я вам улыбки,
Смывая слезами грим.
Я вышла на Пикадилли,
Набросив на плечи шаль.
Зачем вы меня любили,
Зачем вам меня не жаль?
Правда
Ни к чему нам эти разговоры.
Настежь распахнула ты окно.
Пойте, птицы, зеленейте, горы.
Все погибло, все обречено.
И пускай легка твоя дорога,
Где лучи рассеивают тьму,
Ты была не первой, недотрога,
Только эта правда ни к чему.
От любви душа моя в занозах.
Разочтемся. Так тому и быть.
Сколько было их, черноволосых,
Белокурых… Что тут говорить!
А когда воскликнешь ты – о Боже! —
Я