холода каменного подземелья. Все это я понял очень быстро, когда выяснилось, что подняться обратно по стене к камню-входу мне уже не удастся. Я только зря изранил руки об обломки лестницы и острые камни кладки. Стены здесь были совсем не такие ухоженные, как в коридоpax наверху. Поняв, что единственный путь к спасению мной утрачен, и все еще не желая себя обнаруживать, и даже не задумываясь, как бы я мог это сделать, я стал исследовать место, в которое попал.
Фонарик высветил металлическую, в облупившейся краске, обратную сторону люка метрах в трех у меня над головой. Мне оставалось только вздохнуть и похвалить себя хотя бы насчет захваченной еды и воды. От квадратной площадки, на которую я свалился с лестницы, шел всего один коридор, и я было огорчился, подумав, что, наверное, мое приключение все-таки окончено. Но, к моему облегчению, метров через десять он разветвлялся еще на два. А потом тот, который я выбрал, крайний слева, еще на три, а дальше больше. В конце концов я почувствовал, что нахожусь как будто в каком-то огромном каменном кишечнике и что, вполне возможно, здесь и погибну, а потом щербатые камни сомкнутся надо мной и переварят, как некий очередной обломок, невесть как выпавший из стен. Мне очень быстро стало страшно по-настоящему. И вот теперь мне наконец-то захотелось вернуться как можно быстрее.
Прошло около полутора часов, как до меня дошло, что, кажется, мои приключения мне уже не нравятся. Хотя сам я тихо удивлялся такой резкой перемене во мне. Но моя интуиция всегда была сильнее. Она редко объясняла мне что к чему, но всегда тащила в нужную, как потом оказывалось, сторону. Если я, конечно, не сопротивлялся. Здесь я сопротивлялся ей целый час и потом очень пожалел об этом. Потому что когда я начал искать то место, откуда пришел, то выяснилось, что мой светящийся маркер не может долго держаться на этих отсыревших стенах. Разумеется, ведь он был не из профессиональной экипировки и не рассчитывался на любые поверхности. Но откуда мне было знать, что мои значки смогут держаться всего лишь около сорока минут, а потом впитаются в сырой вековой камень и исчезнут, оставляя меня в темноте и неизвестности? Я понял, что теперь не знаю, куда мне надо идти. И когда я понял это окончательно, меня охватил ужас.
Ужас пронизал меня до костного мозга, и я сполз на пол, царапая куртку о стену. Поворот был последним из отмеченных. Я нашел его с крестом уже угасающего маркера. Мне бы следовало бежать вперед в надежде поймать еще хотя бы один, но мои ноги стали ватными, и я в оцепенении просто плюхнулся на пол, где меня и накрыло окончательное осознание того, во что я вляпался.
Я заблудился, окончательно и бесповоротно.
Самым ожидаемым было бы сейчас закричать или разреветься. Но я знал, что кричать бесполезно, а плакать я себе запретил еще тогда, когда понял, что расстаюсь с матерью навсегда. Тогда это были мои последние слезы. И сейчас я просто застыл в шоке и страхе. И мысли мои тоже застыли, как впавшие в анабиоз, лишь на окраине сознания редкими искрами проблескивали задавленные эмоции.
Из