а – 7 минут.
– Я сейчас от Григорьянов позвоню – Сашка, судорожно, одев босоножки, помчалась к соседям. – Ох, поздно, вдруг уже спать легли? – нажимая на кнопку звонка, она нервно переступала с ноги на ногу.
– Кто там?
– Я, Андроник.
Послышался скрежет открываемой калитки.
– Что – ни будь случилось? Проходи, проходи, Сашенька.
– Ой, Андроник! Случилось! Костю в Чернобыль отправляют.
– Ну! Не переживай так. Завтра я к Блинову зайду, у него в комендатуре есть связи, что-нибудь… Ну? Упокойся.
– Да не получится ничего. Ему завтра к 8-ми надо быть в военкомате с вещами. Я позвонить пришла, у нас телефон не работает. Можно?
– Конечно, конечно!
Сашка вошла на террасу. Занавески на открытых окнах чуть шевелились от сквозняка. В углу стоял телек. Все тот же диктор под знакомую мелодию рассказывал о погоде на завтра… Спокойно, уютно. И нет никакой беды…
– Ало! Мама? Позовите пожалуйста… Спит? Разбудите, мам, очень нужно! … Да! Случилось! Костю в Чернобыль забирают. Завтра будет поздно!
– Ало, Саша? – наконец ответил густой баритон. – Ну, ну, слушаю… А что же вы раньше думали?… Только сейчас? Не плачь, не плачь, дочка. Я попробую… Я постараюсь… Конечно… Естественно…
Поезд тронулся в 9—15. Заплаканная Сашка стояла на перроне с Екатериной Петровной и Степаном Ивановичем. Из открытого окна вагона улыбался Костик: – «Не горюй, Саня! Вернусь через 3 недели, еще в пещеру сходим! О-бя- за-тельно-о!»
– Какая там пещера? Живой бы вернулся. О-о-ох! Котенька!! – обнявшись со свекровью, думала Сашка, молча вздыхая и обливаясь слезами.
– Ну, хватит, хватит сырость разводить. Бог даст – все обойдется. Вернется! Сейчас, знаете, какие есть меры защиты? Я уверен – все новейшие средства там применяют! – бодро баритонил свекр, думая при этом, как скорей отозвать единственного сына из пекла…
На перроне группа студентов с гитарой хором весело пели грустную песню: – «Понадежнее было бы рук твоих кольцо, покороче б, наверно, дорога мне легла…»
Внезапно новый прилив горя с чувством вины – это ОНА не удержала, не сомкнула руки кольцом вокруг любимого, – вновь градом покатился из глаз…
Тогда он не удержал ее, не остановил, отпустил, а теперь – она ответила ему тем же, «отомстила»…
Таллин
Теплая, влажная от дождя ночь, разрывала сердце непонятной грустью – «тоской веселою» (по словам Есенина). Весна, ликующая буйным вишневым цветом, эгоистично радовалась новой жизне.
– Там в лесу со стонами плачут глухари – тихонько пел под гитару Костик, сидя на узкой скамеечке возле соседского дома.
Это там… в Есенинской России. А – здесь – «узбекские соловьи» – лягушки – курлыкали, заливаясь тоненькими трелями на разные голоса и объединялись в один непрерывный хор.
Костик поставил гитару на землю, облокотив ее грифом о забор.
Жадные, нежные губы непрерывным поцелуем пожирали Сашку. – «Вот так бы всю жизнь…