подхватил Сашку на руки и завальсировал с ней, подпевая: – «Я давно искал такую, и не больше, и не меньше…»
Потом они гуляли по сельхозинституту – новые корпуса с длинными высокими открытыми террасами, были только что отстроены. Круглые металлические столбы, поддерживающие козырьки второго этажа были выкрашены в черный цвет и подчеркивали ритм фасадов.
Вдруг грянул гром и теплый весенний ливень обрушился на город. Они засмеялись – как вовремя оказались под навесом! Потом – долгий поцелуй под шум дождя, барабанившего по шиферу, который кончился так же неожиданно, как и начался.
Безветренная, благоухающая ночь. В апреле все цветет сразу: сирень, яблони, сливы и вишни. Последних особенно много в Самарканде. Все улицы частных секторов усажены ими. Вот идешь по тротуару – и белая пышная сплошная стена отгораживает тебя от проезжей части. Густые кроны опускаются чуть ли не до земли. В них можно спокойно спрятаться от внешнего мира за густой вуалью бурного цветения…
– Так и не сказал главного! Ну и пусть! Ну и хрен с ним! И – уеду!
Стук колес ритмично отсчитывал километры, убаюкивал, успокаивал, предвещая тревожное и в то же время радостное ожидание новизны. За окном унылая, знойная, совершенно плоская Казахстанская степь. Вот уже сутки один и тот же пейзаж. Иногда попадались одинокие юрты с голыми загорелыми детишками и женщинами в национальных платьях. Они подметали голую, потрескавшуюся от жары, землю или склонялись над тандырами.
– Верблюд! Верблюд!
– Где?!
– А – вон! Вон! Вижу!
– Вот – еще! Да их – трое!
– Орут, как дети, словно верблюдов никогда не видели – равнодушно глядя в открытую фрамугу со второй полки, шепотом проворчала Сашка.
Тук-тук, та-та-та-а, тук-тук, та-та-та-а…
Знойный воздух горячей струйкой бил в лицо, трепал волосы… Ску-у-учно-о…
– Когда же, наконец, приедем? Вот опять юрта… та-та-та… та-ак, тук, тук. – «Остановка, что ли?»
Сразу стало нестерпимо душно. Раскаленный вагон, словно духовка, заживо пек своих пассажиров. Вот открылись двери тамбуров, потянуло сквознячком.
Студенты «горохом» высыпали на землю. В тени вагона было намного прохладней. Казашки продавали горячие лепешки, чакку (густое кислое молоко) и кумыс в банках. Сашка тоже нехотя вышла на воздух. Какая-то молоденькая «апайка» настойчиво прилипла к ней со своей 3-хлитровой банкой. У Сашки не было никакого желания отведать этого верблюжьего кефира, но девушка так заискивающе улыбалась, твердя: – «Бир сумм, бир сумм!» (один рубль), что Сашка не выдержала натиска, сунула ей рубль и полезла назад с никчемной покупкой. Только поставила банку на откидной столик, как поезд дернулся. Ребята с шумом и толкотней вернулись на свои места. Практиканты занимали три плацкартных вагона. Ответственный за группу, Олег Ефимович, по 2 раза в день делал перекличку, боясь потерять кого-то из студентов. Сашка только собралась лезть на свою вторую полку, когда к ним