счастлива.
– Ты, хочешь, есть? – спросила она. – Или скучаешь по мне?
Кот выгнулся всем телом, потёрся о её щеку и, описав разворот на сто восемьдесят градусов, стал топтаться на её груди, и так, отвоёвывая пространство, он спустился до самых ног.
Клеопатра считала, что таким методом «Боля» изгоняет болезни, забирая их себе. Это был его еже утренний ритуал.
Совершив своё врачевание, он лёг у подножия постели, намереваясь заснуть, но, в спальню вошёл огромный дог. Кот вскочил, выгнул спину и, ощетинившись, зашипел. Взгорбленный загривок, угрожающе вздыбился, после чего кот, тут же – выпрыгнул в окно.
Евдокия проснулась, не понимая – почему, так рано?
– Должно быть, сон разбудил, – подумала она. – Странный, какой-то сон?
– Ты выглядишь крайне озабоченной? – услышала она чей—то голос.
От услышанного звука, ей пришлось вздрогнуть – испуг побежал по её бренной оболочке мелкой дрожью, покрывая все тело сыпью, в особенности спину и руки.
– Может я, все-таки сплю? – подумала она. И ей, очень, захотелось в это поверить. Но голос звучал отчётливо, магически-завораживающе и тем самым – пугал, ещё больше. Невзирая на страх, ей хотелось увидеть говорящего незнакомца. Но голова, как назло, продолжала, не слушалось её, не говоря уже о развороте, хотя бы полу-телом – оно онемело и похолодело.
– Должно быть от страха? – рассудила Евдокия. – Но, почему – мне, так тревожно???
– Боишься потерять его? – продолжил тот же голос.
Наконец-то, совершив медленный разворот головы, она увидела, сквозь заросли бурных, цветущих ветвей, чьи-то глаза. Они показались ей до боли знакомы, не смотря, на то, что были посажены в проёмы глазниц какого-то животного. Она напрягла свой взор, слегка сощурившись – очертание приобрело некую чёткость – это был лик, но, почему-то в контурах газели.
– Что за наваждение?? – возмутилась она. – Мистика, какая-то?
– Ты так считаешь? – послышалось тоже звучание, однако, теперь она поняла, что голос исходит не от газели, а откуда-то из-за неё – из глубины зарослей и он в одинаковой мере пугает и её тоже и судя по испуганным, встревоженным глазам животного не меньше, чем саму Евдокию.
Какое-то блестящее металлическое свечение исходило из-за животного и, нельзя было понять – «ЧТО ЭТО». И было оно загадочно, притягательно и пугающее одновременно, как бы давая понять, что существо – это не земное, а какое-то далёкое-далёкое и много видевшее и столько же знающее. Оно время от времени затухало – прекратив сиять – как бы замерев в засаде ожидания, но постоянно видя и всё контролируя.
Императрица продолжала лежать на своём ложе с открытыми глазами и, напряжённо всматриваясь, в таинственный сумерек просыпающегося раннего утра. В особенности – в этот силуэт – он теперь пропал – оставаясь лишь, в виде трёх-четырёх еле заметных линии –