Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование
– Баду, с одной стороны; Равич – Соловьев – Бобов и их знакомые в партийных и правоохранительных органах, с другой.
Получалась, однако, очень уж громоздкая и нелепая комбинация: Светлане подложили наркотики и взяли с поличным; ему подбросили наркотики при обыске и на этом основании арестовали; привлечено множество людей, целый милицейский отдел; скоро будет суд, и они оба наверняка получат реальные сроки. И все это из-за увольнения преподавателя или пьяных домогательств соседа? Учитывая реалии российско-советской жизни, куда проще было бы дать назойливому правдолюбу в парадной все того же дома 10 по улице Восстания металлической трубой по голове; минимум усилий – максимум эффекта.
Это несоответствие сознавал и сам Азадовский; но по природной своей мнительности, развившейся у него, должно быть, после событий 1969 года, а также по врожденной привычке доверять только фактам он оставался в плену своих мыслей о заговорах коммунального толка, не выходил за рамки причинно-следственных категорий. Ведь он совершенно точно знал, что никаких политических дел за ним не числится…
Записка Светлане
Кроме собственной судьбы, которая не могла не беспокоить Азадовского, у него в Крестах (да и все дальнейшее время – вплоть до самого освобождения) были две незаживающие раны: Светлана, за судьбу и душевное состояние которой он не переставал тревожиться, и мать, которая была обречена на гибель, окажись она в полном одиночестве. Больная, убитая горем женщина 75 лет находилась уже в том положении, когда заботиться о себе самой становится трудно, а кроме сына и Светланы у нее никого не было.
Если относительно матери все было предельно ясно, то мысли о Светлане метались и теснили друг друга. С одной стороны, он был уверен в том, что Светлана не употребляла наркотики, с другой стороны, их все-таки у нее нашли. Он знал из постановления на собственный арест, что Светлану задержали с наркотиками во дворе его дома. При этом если у него самого наркотики «нашли» при обыске и он о них даже не подозревал, то у Светланы их нашли при себе, то есть она в этом как-то замешана. Что Светлана не могла их употреблять, покупать или продавать, он был уверен, но тогда что все это могло означать? Тем более и Арцибушев, и помощница Хейфеца сказали ему, что она во всем «призналась» и «дала показания». Он терялся в догадках.
Как у нее оказались наркотики? Где именно ее задержали, во дворе или уже на лестнице? Что такого она могла сказать на допросе, что к нему на утро явились с обыском?
Постепенно поступающие через баландёров и тюремную почту крохи сведений о Светлане, в чем ему энергично помогал Розенберг, начали обретать ясные очертания: он узнал, что Светлана настолько морально сломлена ситуацией, что стоит на грани помешательства. Что она дала исчерпывающие признательные показания: дескать, втайне от Кости прятала наркотики у него дома.
Последнее обстоятельство было для Азадовского страшным ударом – ведь он был с самого