ладно, – говорит Брис. – Поехали, Том, мне нужно отыграться.
Около часа провожу в массажном кабинете. Мое тело, словно тесто, мяли холодные руки врача. Вначале он занимался лишь моим вялым позвоночником, затем перешел к ногам. Меня не покидала надежда, что из-за его манипуляций я вдруг начну что-то чувствовать. Хотя бы легкое прикосновение или боль, хоть что-нибудь. Но, увы, чуда не произошло.
– Твоя мать звонила Роуз, сказала, что она беспокоится, потому что ты не берешь трубку, – говорит Фелис.
– Я не собираюсь это с тобой обсуждать.
– Ладно, тогда поговоришь об этом со своим психотерапевтом.
Фелис подвозит меня к стеклянной двери кабинета, на которой висит золотая табличка «Доктор Э. Хэйз».
Я вхожу в кабинет, и в глаза мне сразу бросается огромное панорамное окно, из-за которого помещение такое светлое и приятное. Стены, выкрашенные в нежно-зеленый цвет, украшены разнообразными картинами неизвестных мне художников. В центре кабинета стоит стеклянный столик, по обеим сторонам которого находятся два диванчика, на одном из них сидит мой доктор. Я узнаю его, это тот самый мужчина, что вел час приветствия.
– Вирджиния Абрамс? Проходи.
Я подъезжаю к диванчику, пересаживаюсь.
– Меня зовут Эдриан Хэйз. Сегодня утром мы не смогли толком познакомиться.
Темные, почти черные волосы, легкая щетина, прищуренные карие глаза. На вид ему около тридцати.
– Что случилось с твоей рукой? – спрашивает он, хотя сам явно уже знает ответ.
– Порезалась случайно, когда пыталась покончить с собой.
– Чувство юмора есть, значит, не все так плохо, как описано в твоей истории болезни. Ты любишь, когда тебя называют Джиной?
– Да.
– Хорошо. Итак, Джина, расскажи мне, что ты чувствовала, когда взяла в руки лезвие.
Он не сводит с меня глаз, пристально смотрит, словно пытается заглянуть мне в душу.
– Ничего, – вру я.
Я не из тех людей, которые открыто могут говорить о том, что происходит у них на душе. Я буду тихо страдать, переживать, добивать себя мыслями, но ни с кем не поделюсь своей болью.
– А что ты чувствовала, когда очнулась после аварии?
– …Ничего.
– «Ничего». Когда человек говорит, что ничего не чувствует, это значит, что он чувствует гораздо больше, чем можно себе представить.
В данный момент я чувствую, как доктор Хэйз пытается пробиться сквозь кирпичную стену моей души.
– Джина, закрой глаза, слушай мой голос и давай краткие ответы.
Я подчиняюсь его команде.
– Во что ты была одета в день аварии?
– В черное платье. У меня был выпускной.
– Так. Ты окончила школу с отличием?
– Да.
– Куда собиралась поступать?
– В Йель.
– Высокая планка. Ты была уверена в своих силах?
– …Почти.
– Ты всегда подчиняешься своим родителям?
Этот вопрос застал меня врасплох. Он затронул ту проблему, с которой