может обернуться к лучшему. И вот ее первенец – славный эль!
Послышался гул одобрительных возгласов, когда носильщики опустили носилки, на которых оказался бочонок больших размеров.
– А теперь поторопитесь, братцы, – продолжал пришедший. – Нам предстоит работа. К перевозу только что подошла горсть стрелков; они в одеждах темно-красного и синего цвета. Все они – мишень для нас; все должны попробовать наших стрел; ни один из них не должен пробиться через этот лес. Братцы, здесь нас около пятидесяти сильных человек, и каждому из нас нанесена тяжелая обида: кто потерял свои земли, кто – друзей; некоторые лишены прав и изгнаны, все угнетены! Кто же сделал это зло? Сэр Дэниел, клянусь распятием! Неужели же он воспользуется плодами своих преступлений? Неужели будет уютно сидеть в наших домах? Вспахивать наши поля? Будет глодать украденную у нас кость? Полагаю, нет. Он пользуется силой закона, выигрывает процессы, но есть один процесс, которого он не выиграет, – у меня тут, за поясом, такая бумага, которая, если будет угодно святым, победит его.
Повар к этому времени пил уже второй рог эля. Он поднял его как бы в знак приветствия оратору.
– Мастер Эллис, – сказал он, – вы стоите за месть, как и следует вам, но ваш бедный брат по зеленому лесу, которому незачем ни жалеть о потерянных землях, ни думать о друзьях, со своей жалкой точки зрения, помышляет о прибыли, которую можно получить от этого. Он предпочитает благородное золото и четырехпинтовый сосуд с вином Канарских островов всякой мести в мире.
– Лоулесс, – ответил оратор, – чтобы достигнуть Моот-хауса, сэр Дэниел должен проехать через лес. Черт возьми! Этот путь обойдется ему дороже всякой битвы. Потом, когда он останется с жалкой горстью людей, которой удастся спастись от нас, когда все его знатные друзья падут и обратятся в бегство и некому будет помочь ему, мы окружим со всех сторон эту старую лисицу, и велико будет его падение. Это жирная добыча, ее хватит на обед всем вам.
– Эх, – сказал Лоулесс, – много я видал таких обедов, но приготовить их – трудная работа, добрый мастер Эллис. А пока что мы делаем? Изготовляем черные стрелы, пишем стихи и пьем свежую холодную воду – пренеприятный напиток.
– Ты ненадежен, Уилл Лоулесс. От тебя все еще отдает запахом кладовой францисканцев, жадность погубит тебя, – заметил Эллис. – Мы взяли двадцать фунтов от Эппльярда. Мы взяли семь марок вчера у гонца. День тому назад мы получили пятьдесят от купца.
– А сегодня, – сказал один из присутствующих, – я остановил толстого продавца индульгенций, скакавшего в Холивуд. Вот его кошелек.
Эллис сосчитал содержимое кошелька.
– Сто шиллингов! – проворчал он. – Дурак, у него, наверное, было больше запрятано в сандалиях или зашито в капюшоне. Ты еще ребенок, Том Кьюкоу, ты упустил рыбку.
Но несмотря на все Эллис небрежно опустил кошелек в карман. Он стоял, опираясь на рогатину, и оглядывал остальных. Сидя в различных позах, они жадно ели суп из дичи и обильно запивали его элем.