бальный хлам, Кожоль смело вошел во дворец и прошагал мимо вызолоченного швейцара.
Сделав несколько шагов в передней, он вдруг повернулся и, возвратившись к блестящему привратнику, сказал:
– Ах, генерал, скажите мне…
Польщенный званием генерала (данным, по его мнению, за вызолоченный мундир), швейцар стал любезен:
– Что тебе, милый мальчик?
Кожоль принял таинственный вид и наудачу прошептал ему на ухо:
– Гм! Генерал, что вы скажете о вчерашней истории?
– Вот как! Так ты о ней знаешь, малый? – вскричал наивно швейцар.
Сердце графа забилось от радости при этом восклицании, указавшем ему на начало следа. Он покачал головой, говоря:
– О, я о ней знаю, не зная ее. Видите ли, генерал, как послушаешь того, другого, так никогда не доберешься до правды… разве только обратишься к серьезной и высокопоставленной особе… например к вам.
Высокомерный швейцар с удовольствием пил чашу этой грубой лести, которая развязала ему язык.
– Ну, так ты можешь увериться, насколько тебе налгали, потому что я скажу тебе всю правду, я! Истинную правду! – сказал громадный сторож, желавший разоблачить обманщиков из передней, до которой дошли неверные сведения.
– Узнаем истинную правду, генерал.
– Слушай. В то время как директор Баррас обнимал одну даму, вор подкрался к нему и собирался вытащить часы. Но ему удалось сорвать только один из брелоков. Дама хотела помешать бегству вора, но он свалил ее на землю ударом кулака. Жаль, что я вовремя не узнал об этом, а то легко бы схватил этого подлеца на выходе. Я как раз стоял у дверей дворца, когда он быстро проскакал мимо. А я еще подумал: «Вот мальчик, которому ужасно хочется догнать хорошенькую упорхнувшую танцовщицу». Как сейчас вижу его, бегущего, как спущенная стрела, в улицу Турнон.
– И это истинная правда?
– Мой славный друг Баррас сам рассказал мне все, – нагло возразил швейцар.
– Благодарю, привратник.
И Пьер удалился, оставив швейцара в удивлении от такого прощанья, так резко противоречившего приветствию.
Кожоль хорошо понимал, что этот пустоголовый передал ему только ложные, глупые сплетни слуг, не знавших ровно ничего. Но из всего рассказа он обратил внимание на одну фразу швейцара, который в этом случае, конечно, не лгал.
Эта фраза была: «Я еще вижу его, бегущего в улицу Турнон, как стрела, выпущенная из лука».
«Если по неизвестной мне причине, – размышлял Пьер, – мой добрый Бералек бежал к улице Турнон, то я должен следовать той же дорогой».
Шаг за шагом, не торопясь и не оставляя без внимания ни малейшей детали, он спустился к улице Турнон.
«В первые минуты своего бегства Ивон не мог оставить мне путеводных знаков, посмотрим ниже», – заключил Пьер.
Продолжая идти вперед, граф добрался до перекрестка Бюси. Там он остановился в нерешительности. Из трех дорог, открывшихся ему, направо, налево и прямо, которую должен он выбрать?
– Что это такое? – сказал вдруг Кожоль,