дитятко!
– Кто этот отец Этьен?
– Фермер из Бург-ла-Рен, он поставляет мне молоко каждое утро.
– А где можно его найти?
– Если он завершил свой объезд, то должен быть в улице дю Фур, в трактире «Баранья нога», где он завтракает, пока его лошадь ест овес.
Через пять минут Кожоль уже входил в трактир «Баранья нога» и спрашивал отца Этьена.
Ему указали на краснолицего, еще бодрого старика, который в эту минуту опускал ложку в полную тарелку щей. При первом слове графа молочник ответил:
– Я довез вашего брата и его друга до улицы Мон Блан. У дома под № 20 мы остановились, и здоровый выпрыгнул из кареты и взял своего больного товарища на руки.
– И вошел в № 20?
– Вот уж чего не сумею вам сказать. Чтоб довезти их, я дал порядочный крюк, опоздал с развозкой молока. Пришлось стегнуть Улисса и помчаться галопом без оглядки.
Попробовав предложить Этьену вознаграждение, от которого тот отказался, Кожоль пустился в путь, к улице Мон Блан.
Отыскав дом № 20, он внимательно осмотрел его.
VI
Ивон не умер.
В отчаянной неравной борьбе, он получил жестокий удар в голову, от которого, как подкошенный, упал на мостовую, где враги и оставили его, посчитав мертвым.
Он дышал, но был в беспамятстве, когда его поднял незнакомец, друг или недруг, по следам которого граф Кожоль дошел до улицы Мон Блан.
Если ранения в голову сразу не убивают человека, то выздоровление наступает быстро.
После глубокого обморока Ивон пришел наконец в чувство. Сколько он пробыл в забытьи, Бералек не смог понять. Сначала мысль смутно шевелилась в его отяжелевшей голове, но мало-помалу сознание возвратилось к нему, а с ним и память прояснилась.
Поручение, данное аббатом Монтескью, бал в Люксембурге, партия с Баррасом, и, наконец, женщина… один вид которой обратил его в бегство; эта женщина, которая публично выставляла свое бесчестие… она, которую он знал такой скромной и целомудренной! Да, он был уверен, эта женщина – Елена, его обожаемая невеста, воспоминание о которой навсегда сохранилось в глубине его сердца, несмотря на все усилия изгнать его. Да, эта женщина, на которую он когда-то смотрел не иначе, как на святую, теперь… на нее указывали пальцем, говоря: вот любовница Барраса!.. развратного Барраса, всю жизнь вращавшегося в кругу доступных женщин, человека, пресыщенного удовольствиями, которого она, однако, сумела обуздать, благодаря, конечно, своей крайней испорченности.
Крупные слезы катились по исхудалым щекам раненого при мысли о том, что сделалось с кумиром его юности!
Потом больной вспомнил о неожиданном нападении, когда обступившие враги подло бросились на него без всякого предупреждения по одному лишь данному сигналу. Он припомнил, что двумя выстрелами убил одного из нападающих и смертельно ранил другого. В его памяти оживали малейшие подробности этого ожесточенного боя, боя не на жизнь, а на смерть, до той минуты, когда удар дубиной по голове ошеломил его.
– Где я? – спросил