равно не понимаю.
– Конечно, не понимаешь. В вопросах бизнеса ты никогда не был особенно… изощренным.
– Слово «изощренный» вряд ли подходит для описания твоего крестового похода против Карвальо. А вершиной твоей «изощренности», полагаю, стала твоя выходка на приеме у губернатора.
– Ты ведь и сам смеялся.
– Это черный юмор, Вита. Нельзя разыгрывать людей так, словно тебе тринадцать лет.
– Как видишь, можно. Но, согласись, это было божественно! Как эти твари не могли найти себе места! Какие у них тогда были лица! – Виктория громко рассмеялась.
Воспоминания об этом дне до сих пор ее радовали. Она украдкой забрала со столика карточки с именами Роберто и Мадлен Карвальо и подменила их другими, с вымышленными именами. В конце концов недоразумение прояснилось, но на это потребовалось какое-то время. А Виктория за всем наблюдала. Она смеялась до слез.
– Ладно, раз уж мы заговорили о карточках. Нужно срочно обсудить список гостей на свадьбу.
– А что тут обсуждать? – удивилась Виктория. – И так все ясно.
– Ты забыла, что речь идет о свадьбе нашей дочери, а не о собрании твоих партнеров по бизнесу.
– Леон, правда… К старости ты стал сентиментален.
– А ты стала холодна и бессердечна.
– С каких это пор свадьба связана с делами сердечными?
– Ах, meu amor…[xvii]
– Так, вот только не надо говорить со мной о любви. Ана Каролина не любит Энрике. Она просто хочет поскорее выйти замуж, чтобы стать взрослой. И я ее не виню. Других возможностей для женщины стать самостоятельной нет. И я должна сказать, что в этом отношении она сделала прекрасный выбор. Энрике – сущая овечка. Он для нее на все готов. И позволит ей поступать, как ей угодно.
– Твое отрицание романтики до сих пор меня шокирует.
– А меня поражает твоя сентиментальность. Мы с тобой, знаешь ли, уже не в том возрасте. – Виктория с упреком посмотрела на супруга, с которым прожила почти сорок лет.
Она видела его седину, морщины, согбенные плечи, но никогда не воспринимала его как старика. Словно маска легла на родные черты. И Виктория всегда будет видеть его истинный лик, сокрытый этой маской. Видеть мужчину, которым он когда-то был, гордого бунтаря с горящими глазами.
То же чувствовал и Леон. Да, его Вита поседела, у нее появились жесткие складки у рта, но она навсегда останется его Sinhazinha [xviii], красивой и своевольной дочерью рабовладельца.
– Мне нельзя быть сентиментальным, в то время как ты в твоем возрасте позволяешь себе детские розыгрыши?
– Это другое.
– Ну конечно. – Леон насмешливо улыбнулся.
Виктория поджала губы. Это высокомерное выражение лица было ей так знакомо. Но она не поддастся на провокации Леона! Чтобы не ссориться, женщина уставилась на столешницу и смела с нее воображаемую соринку. При этом она посмотрела на свою руку, и настроение у нее окончательно испортилось. Толстые синие