характер. Вот она его и вырабатывает. Упрямства у неё хватает. Так что спасибо вам огромное!
Пока дед рассказывал, Бояморя доплыла до буйка и вернулась назад. Она вышла из моря абсолютно счастливая. Это можно было заметить по её сияющим глазам и широкой улыбке. Подойдя к нам, она проговорила:
– Вот, это я специально для вас заплыв сделала. Я знала, что вы приедете, и ждала вас.
Я несколько растерялся от таких выражений чувств и сказал только:
– Да ты уже не Бояморя, ты настоящая морячка.
Девушка засмеялась.
– Опять вы меня обзываете. Нет, я Бояморя. Мне понравилось это имя, и меня все теперь так зовут. А то, не назовите вы меня Бояморя, я, возможно, так бы и боялась всю жизнь моря.
Она опять сказала своё «а то», как в прошлую встречу, но я уже не подсмеивался над нею, ведь она стала взрослой моя Бояморя.
Нацеливаю на моих друзей мобильную камеру. Бояморя обняла деда, и я сфотографировал их на память.
В этот раз я покидал санаторий с лёгким сердцем и лёгкой грустью. Я расставался с девочкой, ставшей мне подругой, которую назвал морячкой, но она не согласилась, оставив имя Бояморя. Мы обменялись адресами. Семья пригласила меня к себе в Новосибирск. Я пригласил их посетить Москву. Так закончилась пока история с девочкой по имени Бояморя.
Лесная история
Солнце выглянуло краешком глаза из-за чёрного, но уже голубеющего слегка моря и увидело горы. Они вытянулись на целых сто пятьдесят километров, упираясь в засветившееся небо непокрытыми головами, теперь стыдливо зарумянившимися в лучах восходящего светила.
Секундами раньше столь же девственно заалели пышногрудые белые облака, которые теперь словно огромные парашюты зависли над неприступными стенами величественной горной крепости.
Принарядившись в пурпурные одеяния, и те и другие восхищали многообразием и тонкостью оттенков, начиная от яркой снежной белизны до едва просвечивающейся бледной розоватости, постепенно наполняющейся пунцовой пышностью и переходящей затем к пылающему огнём сочному румянцу.
Игра красок шла наверху, где небо уже торжествовало победу солнца, а чуть ниже, резко очерченной полосой фронта, всё ещё чёрный и хмурый после сна, подступал к этому празднику могучий лес.
Но вот ещё несколько мгновений, и блики веселья и радости упали со скал на деревья, и заулыбались осветлённые листья вековых буков, заискрились на солнце иглы пушистой крымской сосны, чувствующей себя равной среди лиственных великанов Крымских гор.
Первые солнечные лучи соскользнули по веткам на землю, и настроение счастья передалось, наконец, всем: птицам, зверушкам, насекомым, цветам и пахучим травам. Зазвенело вокруг, зачирикало, заплясало, закружилось. Ручеёк неприметный, казалось, молчавший в темноте, и тот возрадовался, плещется, сверкает струйками, пускает зайчики в глаза, журчит и будто бежит быстрее, проворнее.
В лесу начался день. Здесь, в горах южного берега Крыма у самой Ялты он приходит сверху, постепенно