тоже опорос начался.
– Ну и что?
– Мама задохликов отнесла на ферму и поменяла их на здоровеньких, – простодушно призналась подружка.
– А нам как раз продали очень слабенького поросёнка с фермы. Мы его выхаживаем.
– А мы к весне всех продадим на ярмарке за большие деньги! Мама мне приданое собирает к свадьбе!
– К какой свадьбе, если тебе только девять лет!? – удивилась она. – И из-за этого приданого у вас каждый раз такая вонь в доме!
– Мой папа не дурак, если завёл свиноматку, – заявила Лера. – И не он один!
– Мой папа тоже не дурак, – с обидой подумала Ина. – Просто у подружки две комнаты, а у них одна.
В конце зимы телилась их коровка, её телёночка приносили в дом, чтобы не замёрз. Телёнок пил молочко и постоянно писал. Ей поручалось подставлять ведро, но всё равно в комнате очень плохо пахло.
Какой бы не была истина, но Иван Ильич, из принципа оставался честным коммунистом и поэтому выпал из руководящего состава. Уже через полгода, работая простым колхозником, он неожиданно для себя понял, почём фунт лиха.
Тракторов не хватало, поэтому землю продолжали пахать на лошадях, запряжёнными в плуг, руками и всем телом налегали на ручки этого плуга, чтобы борозда получалась прямая. Сеяли ручным способом: шли с корзиной, висевшей на лямке через плечо, по бесконечному полю и разбрасывали картошку или семена. Когда покажутся первые росточки, начиналось боронование. Потом картошку распахивали распашным плугом, потом пололи бороздниками-тяпками.
Сенокос! Мужики машут косой на лугах до вечера, а бабы ворошат подсохшую траву граблями. Потом её, высохшую, надо собрать в копны, а уж из них вилами метать стога. На жаре! Майки на мужиках не выдерживали едкого пота, сгорая за пару недель.
Заготовка торфа для себя – праздник! Почему праздник? Вырезать из торфяных недр ручным резаком до двухсот штук кирпичей, выбросить их из ямы наверх, сложить пирамидкой, два раза за месяц перевернуть, чтобы быстрее высох, погрузить на телегу, перевезти и сложить в сарай. И всё равно именно резка торфа считалась праздником – для себя работали всей деревней и в одном месте.
К торфу ещё и дровишек надо заготовить. В выходные ждала работа на своём участке, где и зерновые, и огород. Беспросветно тяжко до самой зимы, когда можно и на печи пару часиков полежать, но не больше, ибо своя скотина требовала ухода.
К 65-му году в колхозе появились сеялки, жатки, стало хватать комбайнов и тракторов с насадками, но лошадь и плуг так до конца и не исчезнут из деревенского бытия. Ина помнит, как огромные поля ржи, пшеницы жали ещё серпами – рабский невольничий труд. Даже детей брали на помощь, чтобы снопы перевязывали и складывали в копны. А уж сбор колосков – только детям, цветам жизни: по колючему жнивью босиком.
Ина помнит, как снопы зерновых культур с собственного участка молотили цепами, такими крутящимися